— Неужели вы не понимаете? — Она повернулась к нему спиной, горькая ярость свернулась в ее животе холодным кольцом: — Я ничего не чувствую.

Она ударила кулаком по онемевшим, бесполезным мышцам бедра.

— Я не могу…

Она замолчала, не находя слов, чтобы выразить пустоту, боль утраты, пробившей дыру в сердце человека, которым она всегда считала себя. Сильного. Могучего. Храброго. Который сражался бок о бок с Бэтменом на уважаемых, равных правах. Теперь все было кончено.

Все, что от нее осталось, — это разбитое тело и расколотая душа. Просто очередная грустная, жалкая шутка на злом выступлении Джокера. И какой смысл в шутке после того, как представление закончилось? Зачем дальше жить?

Бурундук продолжал нести банальности и развлекаться пустой болтовнёй о помощи самой себе, но Барбара его не слушала. Ей было интересно, откроется ли это окно, и если да, то как трудно будет забраться на подоконник. Если бы ей удалось вытащить верхнюю половину тела на улицу, гравитация сделала бы все остальное.

При этой мысли ее сердце бешено забилось.

— Я говорю, к вам посетитель, — сказал Бурундук. Возможно, он сказал это уже во второй раз, но она не обратила внимания. — Я зайду позже.

— Не утруждайтесь, — сказала она.

— Гм… — Новый, но знакомый голос. — Не знаю, помнишь ли ты меня.

Она повернулась к двери. Это был парень. Парень в очках, который был в тот самый вечер. У нее перехватило дыхание, к горлу подступила тошнота. Она подкатила кресло к прикроватной тумбочке и потянулась к телефону, сжав в руке трубку.

— Назови мне хоть одну причину, почему я не должна звонить в полицию.

— У меня ее нет, — сказал парень, глядя на свои руки. — Наверно, нужно. — Он пожал плечами. — Я бы так и сделал.

Это заставило ее задуматься. Она расслабила пальцы на трубке, но не убрала руку. Она ждала, что будет дальше.

Секунду — ничего. Они просто смотрели друг на друга. Когда он заговорил снова, слова бежали слишком торопливо, голос дрожал.

— Послушай, мне действительно очень жаль, что так вышло, — сказал он, — в смысле, прости за то, что я сделал. Этого бы не случилось без моего чипа. Я хотел не этого, честно. Я думал… — Он замолчал. Сглотнул слюну. — Я пойму, если ты позвонишь в полицию. На твоем месте я бы хотел… Возмездия.

Он посмотрел на нее и снова отвернулся.

— Все начиналось как шутка.

У нее вырвался жесткий, сухой смешок, который она не успела сдержать.

— Да, — сказал Зак. — Ну, все затевалось как смехотворный бунт.

Она нахмурилась:

— Подожди, ты сказал «чип»? Ты имеешь в виду тот, что был внутри аппарата, который взломал все компьютеры в Готэме?

На его бледном лице промелькнула болезненная гримаса. Он кивнул, и ее мозг лихорадочно заработал.

— Он сказал, что собирается устроить неприличный розыгрыш. Я понятия не имел, что он собирался…

— Слушай, забудь, — сказала Барбара, ощущая себя более живой, чем все последние недели. Она жестом подозвала его подойти ближе. — Ты можешь восстановить этот аппарат?

— На это уйдет некоторое время, — ответил он, — и деньги. Мне потребовалось три года, чтобы разработать прототип. Придется начать с нуля.

Сердце Барбары снова заколотилось, но на этот раз от волнения. Она полезла в ящик прикроватной тумбочки и вытащила толстый пластиковый пакет, в котором лежала единственная вещь, бывшая при ней, когда ее сюда привезли. Вещь, которую она сжимала в цепкой смертельной хватке так крепко, что им пришлось вырвать ее из ее пальцев, перед тем как сделать операцию и спасти ей жизнь.

Чип.

— Послушай, парень, — сказала она. — Как, говоришь, тебя зовут?

— Я не говорил, — растерянно ответил он. — Зак.

— Хорошо, Зак, — сказала она. Возможно, она даже улыбнулась, хотя прошло так много времени, что она почти забыла, как это делается. — Давай договоримся.

Она вытащила чип и показала ему.

Он раскрыл глаза еще больше, чем сильно ее удивил.

— Если ты действительно сожалеешь и хочешь загладить вину, можешь использовать вот это, чтобы построить мне аппарат, который сможет давать доступ к компьютерам всех преступников в Готэме. Аппарат, который позволит мне сделать это, не вставая с кресла. Почти как… как высокотехнологичный оракул.

Она на мгновение замолкла, глядя на дождливый город и обдумывая новые возможности, глядя в будущее после Бэтгёрл. Город снова может вернуться в ее власть.

— Послушай, — сказала она, поворачиваясь к Заку. — Забудь о мести и глупых шалостях второкурсников. Это — твой шанс сделать нечто значимое, для чего действительно нужны твои навыки.

Ее пульс участился, и впервые за несколько недель она почувствовала себя живой.

— Мы можем сделать это, вместе. Что скажешь? Ты в деле?

Зак по-прежнему смущался, переводя взгляд с ее лица на чип и обратно. Он был настороже и нервничал, как голодный уличный кот, который не знал можно ли доверять руке кормящего. Учитывая, что с ним сделал Джокер, она могла его понять.

Лучше, чем кто-либо.

— Послушай, я знаю, каково это — пострадать и мечтать отомстить людям, которые причинили тебе боль, — сказала она. — Может, у тебя это и получится, может, ты почувствуешь себя увереннее, но ты станешь не лучше их. Если мы поступим по-моему, у тебя будет шанс стать кем-то значимым. Шанс что-то изменить в этом паршивом мире.

Барбара сняла трубку.

— Ты обещала, что не будешь звонить в полицию! — сказал Зак и попятился к двери. Она подняла руку и жестом пригласила его сесть.

— Я готова к физиотерапии, — сказала она в трубку.

Свет заходящего солнца просачивался сквозь крепкую стальную сетку в окнах Лечебницы «Аркхем». Потрескавшиеся штукатуренные стены, заключенные и персонал купались в приятных оранжевых тонах, как на картине Вермеера.

Лайнус Стивенс сидел в комнате для посетителей.

— Рад снова видеть тебя, Ной, — сказал профессор Ною Каттлеру. Этот молодой человек вместе с Заком Тэйзиком был одним из его лучших учеников, но он бросил школу несколько месяцев назад. Ной не появлялся до сегодняшнего дня.

— Я слышал о том, что произошло, профессор Стивенс, — сказал Каттлер, — я был просто обязан проверить, как у вас дела.

Бывший студент был поджарым юношей с худым лицом и ястребиным носом.

— О, не волнуйся, мой мальчик, — сказал Стивенс. — Как только я представлю свои доказательства на повторном процессе, все поймут, как русские меня подставили. Это огромный заговор, больший, чем кто-либо может себе представить. Вот увидишь.