* * *

Гордон подумал, что его вернули в клетку, но он больше ни в чем не был уверен. По его дрожащему телу чем-то били, похоже, железными прутьями, от которых оставались неприглядные следы, как в нуарных фильмах.

Он почти забыл, каково это — носить одежду. Ощущать тепло. Иметь достоинство. Быть достойным любви дочери. Возможно, всего этого у него никогда не было. Может быть, его жизнь была жестоким сном, а это — единственная реальность. Она всегда была и вечно будет.

Уроды окружили его, своим пронзительным насмешливым смехом они клевали его со всех сторон, как хищные птицы. Перед его затуманенным взором проплывали страшные, неестественные лица, искаженные жестокостью, как существа в кошмарном сне. В кошмаре, который никогда не кончится. Гордон еще крепче сжался в позу дрожащего эмбриона, но смех доставал его изнутри. Бежать было некуда.

— Это так весело, — сказал человек-скелет. — Так весело.

Выхода нет.

На этом карнавале тоже был зазывала. Голос, который он знал.

Тот самый голос. Этого монстра.

— Леди и джентльмены! — театрально воскликнул Джокер. — Вы читали об этом в газетах! А теперь содрогнитесь, увидев своими глазами самую редкую и трагическую ошибку природы. Я представляю вам… обычного человека!

Уроды охали и ахали, пока Гордон прикрывал лицо руками, желая раствориться. Но он остался, и кошмар продолжился. Закрыв глаза, он увидел Барбару. Когда он открыл их снова, вокруг него закружились безобразные насмешливые лица. Джокер стоял там, впереди, его ухмылка была всего в нескольких дюймах.

— Физически он ничем не примечателен, вместо внешности у него изуродован набор ценностей, — издевался он. — Обратите внимание на чудовищно раздутое чувство важности гуманизма. На косолапое общественное сознание и иссохший оптимизм.

В этих глазах читалась угроза, такая, какой не было никогда раньше.

— Такое зрелище, конечно, не для брезгливых, согласны? — Он снова опустил голову, но не замолчал. — Наиболее отталкивающими из всех его пороков являются хрупкие и бесполезные представления о порядке и здравомыслии. Если на них поднажать, то они… СЛОМАЮТСЯ!

Чтобы проиллюстрировать свою мысль, он щелкнул пальцами. Безобразная аудитория взвыла. Вдалеке послышалось рычание мотора.

— «Как он живет?» — слышу я ваш вопрос. Как этот бедный, жалкий экземпляр выживает в сегодняшнем суровом, иррациональном мире? Ответ печален: «Не очень хорошо». Столкнувшись с неизбежным фактом, что человеческая жизнь безумна, случайна и бессмысленна, каждый восьмой ломается и съезжает с катушек!

Рычание приближалось, глубокое, сотрясавшее землю, на которой Гордон лежал, скорчившись.

— А кто станет их винить? В мире, полном психопатов, любая другая реакция была бы дикой!

Сквозь прутья его клетки внезапно пробилось яркое сияние. Движущийся свет, исходящий из двух источников, омыл Гордона и пробил железные прутья, пересекавшие его сломленный разум. Это был сумасшедший калейдоскоп ярмарочного блеска и неона, который стал его новой правдой. Нет, это было чистое, бесцветное сияние, которое прогнало тени. Свет опустился на него, как забытая надежда.

Гул двигателей затих, и в момент паники ему показалось, что это была лишь игра его воображения. Затем он услышал скрип открывающейся кабины и знакомый шорох накидки. От ботинок, естественно, не доносилось ни звука.

— Привет, — сказал Бэтмен, — я пришел поговорить.

Может, прошла секунда, а может, целая жизнь, но чистый истинный свет не уходил. Он просвечивал сквозь веки, напоминая ему о другом мире за пределами этого ужаса. За пределами клетки. Вне его головы. С этим белым светом пришла надежда. Надежда на спасение и возвращение в реальный мир, и эта надежда… ужасала его.

Медленно, мучительно он снова открыл глаза.

Бэтмобиль действительно был там, огромное украшение на его носу заполнило собой всё поле зрения. Пронзительный свет фар разогнал толпу уродов по дырам, из которых они вышли.

И все же он не смел поверить, пока снова не услышал голос. Он был глубокий, слова перед произнесением тщательно взвешивались.

— Последнее время я часто думаю, — сказал Бэтмен, — о тебе.

Гордон перевел взгляд на Джокера. Безумец просто стоял, его волосы развевались на ветру, на лице была удивительно спокойная улыбка.

— Обо мне. О том, что с нами станет в итоге.

Ухмылявшийся упырь не выказывал страха.

— Мы ведь убьем друг друга, да? — спросил человек в маске. — Может, ты убьешь меня, а может, я убью тебя. Может, раньше… может, позже.

Долгая пауза. Гордон не понимал, как Бэтмен может быть таким спокойным. Наконец его терпение, по-видимому, иссякло. Он стиснул зубы и бросился на противника, его плащ раскинулся, как крылья, которые он изображал.

Джокер улыбнулся еще шире и вытащил из внутреннего кармана маленький круглый предмет. Когда Бэтмен прижал его, сумасшедший использовал странное маленькое устройство и выпустил поток неизвестной жидкости на руку Бэтмену. Взвыв от боли, Бэтмен откатился от лежащего Джокера, шипя сквозь зубы и хватаясь за рану.

Джокер вскочил на ноги и побежал к стоящему неподалеку «Дому Веселья», дверь которого напоминала зубастую смеющуюся пасть на клоунском лице.

Гордон наблюдал за этим, скрестив руки на груди, отказываясь верить в реальность происходящего, он боялся, что все было не по-настоящему. Бэтмен как будто собрался преследовать врага, но потом оглянулся через плечо.

«Нет! — закричал про себя Гордон. — Не дай ему сбежать!»

Темный рыцарь подошел к прутьям клетки.

— Джим? — спросил он гортанным, ровным голосом. Он что-то сделал с замком, и дверь распахнулась. — Джим, ты… С тобой пока все хорошо?

Что-то в этой простой, заурядной фразе вызвало у него эмоциональный прилив. Что это вообще значит? Как вообще все может быть хорошо? Хорошо было людям, которые никогда не заглядывали за вежливый занавес нормальной повседневной жизни и не видели ужасов и безумия, которые прятались за ним. Хорошо было людям, которые все еще верили, что могут защитить тех, кого любят, кто верил, что бывают хорошие люди, хорошие полицейские, хорошие родители.

Хорошо людям, которые не знают страшную правду.

— О Господи, — выдохнул он, обнимая своего спасителя и вцепившись в его плащ.

Как только Гордон начал всхлипывать, его захлестнуло цунами. Это было похоже на психическую рвоту, его измученное тело и истерзанная душа содрогались от боли, пока он вновь и вновь переживал каждый ужасный момент мучений.

— Все хорошо, — сказал Бэтмен, поддерживая его на ногах. Опять это слово. — Все хорошо. Не сдерживайся.

Гордон свалился бы лицом в грязь, если бы его не поддержал друг. Он цеплялся за жесткую, неподатливую броню на груди Бэтмена, как за спасательный плот. Как будто это была единственная твердая и надежная вещь в водовороте травмы.