— Ксюх, на первом этаже сидит милая сестричка, вроде Марией зовут, — подмигнул Гена. — Так вот, она всем клиентам клиники делает бесподобный кофе. Аромат я тебе скажу… Будь другом, попроси чашечку, только не говори, что для меня, а то не нальет.

Понимала, что кофе — лишь предлог, чтобы дать Миронову возможность поговорить с Горским, но спорить не стала. В конце концов, он имел на это право…

Марию я нашла достаточно легко, хотя наши с Мироновым представления о миловидности медсестер и сильно разнились. В любом случае, действительно ароматный кофе был готов и я поспешила вернуться.

— А я и говорю: чурбан ты, Горский, — послышалось за приоткрытой дверью.

В замешательстве остановилась. Мне казалось неудобным подслушивать Миронова, но и мешать своим внезапным появлением не хотелось: было понятно, что разговор мужчины не закончили. Пока я переступала с ноги на ногу, послышался голос отца.

— Не спорю, но иначе жить не привык. Есть цель — я к ней иду, есть проблема — решаю. Ее сопли, слезы, истерики мне ни к чему.

Разговор напрямую касался меня и лишить себя возможности узнать больше я не смогла, поэтому на носочках подошла ближе.

— Так и отправил бы вместе с сыном, — недоумевал Миронов. — Вот, хоть ты меня убей, не понимаю, зачем ты ее тут оставил. Да и Черниговского запугал. Ты сам в своей голове случаем не плутаешь?

— Ну, давай по порядку, Ген, — выдохнул Горский. — Тимуру я не автомобиль доверил, а единственного внука. Убедиться, в его настрое, что при первой опасности не побежит к деду, я обязан был.

— Убедился? — ехидно спросил Гена и я даже представила, как он в эту самую секунду улыбнулся.

— В достаточной степени. Ну а что касается Ксюши, — отец замолчал и, по всей видимости, отошел вглубь палаты, поскольку голос его стал звучать тише, — тут сложнее все. Нам тебя надо было найти. А значит, Ермолаев должен был поверить, что мы сделали все так, как он хочет. Ксюша — не актриса, Ген. Потому так.

— Тогда зачем сейчас ей домой ехать? — не отставал Миронов. — Отправь к сыну.

— Мне нужно чертово время, — приправив сказанное парочкой отборных крепких словечек, ответил отец. — Ермолаев должен видеть, что Тимур забрал у Ксюши сына и что ей плохо. Очень плохо. Этот старый маразматик питается чужой болью, понимаешь? Отними у него еду и он озвереет.

— А дочь твоя не озвереет? — повысил на Горского голос Гена. — Она уже на тебя, как на врага, смотрит. Куда дальше?

— Да пусть смотрит, как хочет. Главное, чтоб живы с Тимохой были, — откровенно признался Горский. — Отойдет, куда денется. Вон, Черниговского же простила и меня простит.

— Да, ладно! — послышался легкий скрип кровати и снова шаги, но уже в мою сторону. — Помирились? Это я тебе что проиграл получается?

— Получается, — рассмеялся отец, а потом довольным голосом добавил:

— Добро пожаловать на службу, Гена!

— Ксюх, хватит за дверью стоять и уши греть, — словно током дёрнуло от слов Миронова так, что еле удержала в руках чашку. — Этот аромат я с первого этажа чую, а ты думала, что за дверью пропущу?

Красная, как помидор, зашла в палату, не решаясь заговорить или поднять глаз. Дурацкая привычка подслушивать и попадаться!

— Много услышала, любопытная моя? — спросил отец, явно не ожидавший моего присутствия за дверью.

— Достаточно, — пожала плечами и отдала кофе Гене.

— Ладно, домой поехали, — сорвался с места Горский, — А ты, Миронов, отлеживайся. Завтра вылетаем!

Тимур

Прижимал крохотное тельце сына к себе, а самого трясло не по-детски.

"Защитить. Спрятать. Не отдать. Не позволить прикоснуться", — набатом стучало в висках.

Был уверен, что Горский сможет позаботиться о Ксюше.

Каким бы безжалостным и бесчувственным не казался этот мужчина на первый взгляд, свою дочь он любил. За три года я в этом убедился сполна.

Вот только его планы все равно решил нарушить. Пока не знал как, но в руки к деду по доброй воле отдавать сына не собирался.

— Где мама? — тонкий голосок малыша отвлек ненадолго.

Прижал его к себе посильнее, не зная, что ответить и как, чтобы поверил.

— Мама осталась с дедушкой, Тимош, — как бы не хотелось мне звучать уверенно, голос срывался и выдавал с головой мое смятение. — Ему нужна помощь. Мама поможет дедушке и сразу прилетит к нам. Хорошо?

— Нет, — закричал мальчуган и начал вырываться из моих рук.

— Тише, сынок, тише, — шептал ему ласково и пытался удержать, а сам семимильными шагами продвигался к выходу на посадку. Позади был паспортный контроль и досмотр. Через двадцать минут — вылет.

Однако, опасения касательно деда никак не хотели покидать моих мыслей:

"Зачем он приехал в аэропорт? Что сейчас происходило там с моей девочкой? Что, если Горский не справился? "

Последнее старался поганой метлой гнать из головы, но получалось хреново.

Тимошка никак не успокаивался: капризничал, брыкался и постоянно звал маму. Наверно, это и стало последней каплей.

Резко затормозил и решил вернуться. Еще не поздно. Еще можно было все исправить, принять свое решение, а не играть по правилам Горского. Обернулся и встал, как вкопанный.

Прямо за мной, метрах в тридцати шел Ермолаев со своей свитой. Уверенный, довольный, словно только что сорвал джек-пот.

Я самый настоящий идиот, который так легко попался на крючок. Хотел спрятать сына, а сам прямиком принес его в лапы старику.

— Вот мы и встретились, мой мальчик! — приторно-сладким голосом сказал дед и перевел внимательный взгляд на Тима. — Привет, малыш! Тимур, дашь подержать правнука на руках?

Сын резко успокоился, посмотрел на Ермолаева и, отвернувшись, спрятал личико у меня на груди. Я же в ответ деду отрицательно помотал головой и начал пятиться назад. Шаг. Еще. Еще.

— Ну ничего, — упорно наступал Ермолаев, — я подожду. До вылета пара часов, предлагаю перекусить и обсудить, как будем дальше жить. А, Тимур? Идет?

Сквозь пелену безысходности и шока ухватился за фразу деда: " До вылета пара часов". И мигом все понял! Это наш с сыном шанс! Это то, что смог сделать Горский, чтобы спасти нас. Разное время вылета. Разные рейсы. Разные пункты назначения. И самое главное, что дед пока был об этом ни сном, ни духом.

— Хорошо, — остановился и согласился с дедом, а затем смиренно пошел за ним, бросая взгляд на часы. Оставалось десять минут.

Прошли метров сорок, минуя небольшой магазин дьюти-фри со сквозным проходом, ведущим в сторону нужного мне выхода на посадку.

— Я обещал сыну игрушку, — обратился к деду, но тот как будто не расслышал.