Жду, что Горский начнет орать и срываться на мне. Я готов. Заслужил. Но вместо этого он делает шаг навстречу и обнимает меня. Крепко. По-отцовски. Так, как никогда не позволял себе Федор.

— Спасибо, что уберег их, — голос хриплый, уставший, отчаявшийся.

Хлопает меня по спине и отпускает.

Молча идем в сторону кухни, где включаю неяркий свет и проверяю шторы. О Ермолаевских стрелках наслышан достаточно.

— Хвоста нет, — заверяет Горский и садится за стол. — Рассказывай!

Дословно, по минутам говорю все, что знаю. Смотрю на него в ожидании вердикта, но тот не спешит.

Для меня главное уберечь Ксюшу и сына, у Горского интересы обширнее. Судьба Миронова его волнует мало. По крайней мере, не так, как собственная шкура. Он далеко не дурак. Понимает, что попади бумаги в руки деда, дни самого Горского на свободе будут сочтены.

— Мы отдаем старику документы и ждем, когда он отпустит Миронова, — подводя черту в своем рассказе, говорю Горскому. — Затем Ксюша переписывает доверенность на его имя, а я пытаюсь убедить, что Тимошке лучше остаться с матерью.

— Бред, — обрывает меня на полуслове Горский. — Никаких доверенностей, никаких документов. Забираешь Тима и едешь к деду. Пацана не тронет. Сам знаешь, в случае чего, все деньги уйдут на благотворительность. Так что Ермолаев пылинки с правнука будет сдувать, а ты, Тимур, присмотришь. Понял?

Качаю головой. Нет. Такой вариант не по мне.

— Не тупи, Тимур! — сверлит меня ледяным взглядом Горский. — Для Тимохи там сейчас самое безопасное место! А вот, если начнешь упираться, твой дед Ксюшу может… Короче, сам понимаешь!

— Она все подпишет! Дед оставит ее в покое! — пытаюсь достучаться до Николая. — Пойми ты, отобрать у нее сына все равно, что убить вместо Ермолаева!

— Не оставит, Тимур, он ее в покое пока не уничтожит! Пока всех нас не истребит! — Горский встает и, закурив, отходит к окну. — Почти двадцать лет мы как бельмо на его глазу. Он не остановится. Не сейчас, когда мы сами вложили ему в руки козыри.

Понимаю, что он прав, а я рассуждаю, как наивный ребенок. Но лишить Ксюшу сына не могу. Это сильнее меня.

— Это же на время, Тимур! — выдыхая в форточку облако ядовитого дыма, продолжает Горский. — Привезешь деду правнука, глядишь, тот угомониться на время. Миронова опять же вытащим.

— Не могу! — отчетливо понимаю, что предать доверие моей девочки не имею права. Больше она не простит. — Я так с ней не смогу! Да и Тимошка… как он без Ксюши? Ты представляешь, что с ним будет?

— А что с ним будет? — прокашлялся Горский. — Она когда на сессии домой уезжала, Тимоха без нее по две недели жил. Скажем малому, что мама снова на учебе. Тем более ты рядом будешь, не забывай.

Зажимаю руками голову в порыве остановить поток сумбурных мыслей. Нет! Не могу!

— У Лероя компромат есть на твоего деда, — второй раз за вечер врезается в сознание имя Амирова. — Серьезный. За моей спиной собирал, засранец, представляешь? А тут, как прижало, так и рассказал. Гад твой дед, Тимур. Ты уж не обижайся, но посажу его вместе с Федором! Как пить дать, посажу!

Хочется вспылить: " Где ваш доблестный Лерой был раньше? Почему не вспомнил о своем компромате, когда видел, как мы зарывали сами себя с Горским? Чертов эгоист!"

— Дай мне месяц, Тимур! — властный голос и новая порция удушливого дыма. — Не получится — отдашь деду документы, а Ксюха все перепишет на него. Всего месяц, сынок!

— Целый месяц, блядь! Целый месяц! Она с ума сойдет за это время, понимаешь? — срываюсь с места и хожу по трехметровой кухне взад и вперед, не в состоянии угомониться.

— Не сойдет! — закрыв форточку и засунув руки в карманы джинсов, уверенно заключает отец Ксюши. — Она— Горская, не забывай.

Бью кулаком о стену, проклиная эту фамилию! Все наши беды с Ксюшей оттого, что мы просто родились под этими чудовищными фамилиями. Всё в этой жизни было решено за нас. И, если сейчас я заберу сына, спасу всех, но ее потеряю и теперь уже точно навсегда.

— Завтра вылетаешь в обед, — в очередной раз решает за меня Горский.

— Нет! Не смогу я так с ней! Не смогу! — еще удар. Боль по руке разливается мгновенно, но ее недостаточно, чтобы вытравить мои страхи.

— Сможешь, Тимур! — ощущаю жилистую ладонь на своем плече. — Я все организую, а ты обрадуй деда. Скажи ему, что завтра привезешь правнука, а Ксюша документы, сразу как вернется в Россию. Миронов мне нужен живым, Тимур. Да и Ксюхе тоже. Ей же пока соври, что возвращаетесь в Россию все вместе!

Сквозь сон просачиваются чьи-то тихие голоса.

Тимур.

Отец.

На миг просыпаюсь. За окном темно. Еще ночь. Тимошка, раскинув ручки, сладко сопит рядом. Прислушиваюсь: тишина. Ссылаюсь на беспокойный сон и вновь прикрываю глаза, чтобы снова заснуть.

— Я не буду ей врать! — отчетливо слышу голос Тимура.

Последующий звук глухого удара будит окончательно. Не показалось. Там, за тонкой стеной, он с кем-то говорит. Но с кем?

" Наверно, дозвонился до отца", — пробегает мысль и тут же исчезает, поскольку следом раздается его голос.

— Не ври, — сухо отвечает тот, — просто молчи! Иначе весь план полетит к чертям! Этой дурехе хватит ума все испортить!

Отец здесь. И отчего-то это совершенно меня не радует. В его играх принимать участие у меня нет никакого желания.

Аккуратно встаю и приоткрываю дверь. В гостиной все также темно, но чуть дальше, на кухне, горит слабый свет.

Их двое: Тимур и отец. Первый, уткнувшись лбом в стену, продолжает наносить по ней глухие удары кулаком. Второй — с каменным выражением лица, положив одну руку на плечо парню, пытается его успокоить.

— О чем Тимур должен молчать? — вырывается вместо " Привет".

Смотрю на отца и его привычный "покер фэйс". Что должно случиться, чтобы он остановился?

— Вы возвращаетесь домой. Завтра, — буднично отвечает Горский, затем бросает мимолетный взгляд на наручные часы и добавляет:

— Точнее сегодня днем вылет. Билеты уже купил.

— Хорошо. В чем подвох?

— Нет подвоха, дочка.

Слова отца тонут в новом ударе Тимура кулаком о стену. Перевожу взгляд на парня и чувствую, как все внутри сжимается. Ему плохо. Не выдерживаю и подхожу ближе.

— Вы улетаете, а я занимаюсь Мироновым. Такой расклад устраивает? — Горский отпускает Тимура и отходит к окну, уступая мне место рядом с Черниговским.

— Вполне. Только я тебе не верю, — отвечаю отцу и касаюсь щеки Тимура, мысленно умоляя посмотреть на меня. Он обхватывает мою ладонь и я боюсь, что вновь оттолкнет, как несколько часов назад. Но вместо этого одним движением Черниговский притягивает меня к себе и смотрит на Горского.