Витенька не пришел вовремя домой, а где-то около одиннадцативечера позвонила женщина и сообщила:

– Витя тяжело заболел, инфекция опасная, очень заразная,посещать его нельзя.

Анне Ивановне, между прочим, стукнуло семьдесят. Ей ужетяжело мотаться с сумкой продуктов по больницам. Потому старушка толькообрадовалась, услыхав, что в клинике карантин. Ну а затем вновь перезвонила таже дама и сказала:

– Ваш внук скончался.

Анна Ивановна старательно делала вид, что убита горем, но вдуше радовалась такому повороту событий. Значит, гадкая Наина с наглыми, густонакрашенными ресницами никогда не окажется на ее жилплощади. И еще больше ейповезло, что Витенька умер в такой великолепной больнице.

– Замечательные врачи, – ахала Анна Ивановна, – ласковые,обходительные, ни копейки ведь не дала, а встретили, словно родную!

Сначала бабусю напоили чаем с изумительно вкусным печеньем,а потом женщина, видно, самая главная, развела руками:

– Уж извините, Анна Ивановна, мы старались, как могли, ноВиктор поступил в запущенном состоянии.

– Бог дал, бог взял, – перекрестилась старушка, – тело,можно, у вас пока полежит? Буду по знакомым деньги собирать на похороны.

Врачи переглянулись, и женщина сказала:

– Мы чувствуем себя виноватыми, поэтому поможем со скорбнымицеремониями.

И Витю похоронили за счет больницы. Анна Ивановна, увидав вгробу внука, впервые «надевшего» костюм, даже умилилась: экий красавец. Всебыло, как у людей, домовина, и даже два венка. Один в складчину купили коллегипо работе, другой заказали врачи.

К родственникам Лакова Филиппа Матвеевича я ехалаобуреваемая самыми разными мыслями. Похоже, опять бегу не в том направлении.Добровольные доноры Панкратов и Самохвалов не оставили после себя безутешныхродственников. Брезжила слабая надежда на то, что у Филиппа Лакова целаяквартира братьев и сестер, до сих пор носящих траур.

Едва докатив до нужного дома, я сразу поняла, почему уЛакова в документах не был указан номер квартиры. Общежитие.

У входа сидела бабка с газетой.

– Здравствуйте, – притормозила я.

– Кхм-кхм, – отозвалась дежурная.

Решив, что это приветствие, я задала следующий вопрос:

– Подскажите, в какой комнате проживает Лаков?

– Кхм-кхм.

– Не поняла, извините.

– Кхм-кхм.

– Где?

– Чего привязалась, – заорала бабка, отодвигая газету, –русским языком который раз отвечаю: не знаю. Тут чистый караван-сарай, кто, гдеи с кем живет, ни за что не разобрать. Дурдом. Ступай по комнатам, коли не леньноги топтать.

Я послушно пошла вперед, стуча в каждую дверь. Про Лакова неслышал никто. Счастье улыбнулось на втором этаже. Усталая женщина в грязнойкофте и сильно потертых джинсах переспросила:

– Лакова? Фильку? Так он помер.

– Да ну?! Что же случилось?

– Хрен его разберет, – ответило милое создание, – тут есликто к чертям спускается, мигом понятно отчего. Пьют по-страшному. Только Филькак бутылке не прикладывался. Фаина говорила, какая-то зараза с ним приключилась,то ли грипп, то ли еще чего, да вы у ней спросите.

– У кого?

– Да у жены Фильки, Фая ее зовут, рядом со мной живет.

Я ткнулась в соседнее помещение:

– Фаину можно увидеть?

Безобразно толстая молодая женщина с грязными, свернутыми впучок волосами подняла голову:

– Вам кого?

– Лаков Филипп тут жил?

Хозяйка поднялась из кресла, и я поняла, что она беременнана последнем месяце.

– Вы Фаина? – продолжила я, видя, что жена Филиппа неторопится вступить в разговор. – Вы его супруга?

– Филька помер, – равнодушно бросила тетка, – имейте в виду,если он и у вас деньги одалживал, то я отдавать ничего не стану! Это не ябрала, а Филипп. Вы уже десятая, кто свои кровные получить хочет. Что же мне,мебель распродавать, голой остаться? Между прочим, я вышла замуж за приличногомужчину, и скоро мы отсюда съедем в свою квартиру, вот так.

И она гордо посмотрела на меня. Для человека, который провелбольшую часть жизни в общежитии, собственное жилье – огромная радость.

– Поздравляю, – вполне искренне сказала я, – пусть у васбудут счастье и удача на новом месте, пусть ваш ребеночек родится в красивойквартире и никогда не узнает, как тяжело пришлось его матери.

Лицо Фаины разгладилось, глаза подобрели.

– Слышь, – проговорила она, – давай чаю выпьем?

Мы сели за стол и завели обстоятельный разговор на самуюинтересную для хозяйки тему: какие распашонки лучше – на завязочках или накнопочках?

– Это у вас первый? – поинтересовалась я.

Фаина кивнула.

– От Филиппа детей не было.

– Почему? Болел, да?

Фаина ухмыльнулась:

– Вы его хорошо знали?

– Вашего покойного мужа? Не очень.

– Что же деньги в долг дали? – Это супруг мой кошелекрасстегивал, – сумела выкрутиться я.

Фаина вздохнула:

– Жлоб он был, только о деньгах и думал, ничего больше егоне волновало. Как вспомню, так вздрогну! Даст на хозяйство копейки, потомпопрекать начинает! Много потратила, не уложилась. Все расходы велел втетрадочку записывать, чеки проверял. Не дай бог колготки купить или губнуюпомаду. Драться мигом кидался…

– Может, он мало зарабатывал, вот и боялся, что не хватитсредств на жизнь!

Фаина хмыкнула:

– Да нет, нормально получал, на стройке работал, в свободноевремя людям ремонты делал. Филька хороший специалист был и не пьющий совсем.Мужик хоть куда, одна беда – жадный. Причем на себе не экономил, а жена,полагал, в рванине ходить должна. Знаете, зачем он денег у людей наодалживал?Машину хотел. Вот втемяшилось ему «Жигули» заиметь, да не какие-нибудь, а«девятку» дорогущую. Уж я его просила, просила: «Давай на квартиру копить, нусколько можно в общежитии жить?»