Самохвалов Виктор Семенович обитал в покосившемся домишке –скособоченное на один бок, старое здание стояло в самом центре Москвы, в двухшагах шумела Мясницкая улица. Но переулок Антонова оказался тихим, уютным.Наверное, райское местечко для жилья, тысячи москвичей из «спальных» районовмечтают о квартирах в подобном месте, с одной стороны – тихо, с другой – центр,с третьей – метро в двух шагах, с четвертой… Но я бы ни за что не хотеласелиться в таком переулке, уж больно грязные тут дома.

Построенные в начале двадцатого века, они, очевидно, ни разуне ремонтировались. На входной двери вместо ручки была прибита железная скоба,лестница выглядела так, словно по ней жильцы ездят на танке. Ступеньки разбиты,перила сломаны. Стекла в подъезде отсутствовали, впрочем, лампочки тоже, а накаждом подоконнике стояли пустые банки из-под кофе «Нескафе», набитые окурками,и валялись рваные газеты. Да еще двери квартир были украшены табличками, здесьв коммуналках ютилось по пять-шесть семей. Нет уж, по мне так лучше вкаком-нибудь Лианозове, в собственной квартире, с видом на лес. На косякевторой квартиры висело три бумажки «Самохвалова», «Разина» и «Кроликов». Ястала старательно нажимать на звонок.

Наконец дверь распахнулась, и появился огромный парень вгрязной футболке и мятых брюках.

– Какого хрена трезвон устроила, – рявкнул он, – горит гдеили наводнение?

– Вы Самохвалов? – приветливо улыбаясь, спросила я.

– А то не видно?

– Значит, покойный Виктор Семенович – ваш брат?

– Разуй глаза, лошадь, – заявил парень и принялся яростночесать грудь. – Разве я похож на придурка, я – Кроликов.

– А почему Самохваловы – придурки? – поинтересовалась я. –Вообще-то я им звонила, как указано, три раза.

– Баба Аня глухая, чистый пень, – заржал парень, – можешьцелый день проколотиться, не услышит, вот я и пошел, думал, ейную пенсиюпринесли.

– Нехорошо обзывать соседей придурками, даже если и ходитевместо них открывать дверь, – каменным тоном заявила я, – проводите меня вкомнату к Самохваловой, талоны из собеса принесла на бесплатную одежду.

– Ступайте в самый конец коридора, – махнул рукоймалоприятный парень, – она никогда не запирается.

В крошечной захламленной комнате у стола, покрытоговыцветшей клеенкой, сидела маленькая чистенькая старушка с лупой в руках.

– Заходи, заходи, – приветливо сказала она, – пенсиюпринесла?

– Нет, – ответила я, – из собеса прислали проверить условия.Вам ничего не требуется?

– Очень даже надо, – вздохнула баба Аня, – ноги новые иглаза посильней, еще спину скрючило…

И она улыбнулась, добавив:

– Только этого ты мне, детка, не принесешь. А ежели оденьгах речь, то пенсии хватает, ем я мало, вещей не покупаю, электричество нежгу. Так что спасибо за заботу. Лучше в седьмую квартиру загляни, там Федотоваживет, вот у нее и впрямь караул. Сын сидит, невестка сидит, одна внуков тянет,надрывается.

– У вас никого из родственников и детей нет?

– Были, – ответила старушка, – как же без ребяток, толькоубрались все раньше меня.

– Вот горе, – вздохнула я.

– Ох, милая, – покачала головой баба Аня, – может, кому инесчастье, только с меня, как горб упал. Сын-то мой нормальным человекомсначала был. Ты торопишься?

– Нет.

– Ну садись тогда, – обрадовалась бабушка, – сейчас всерасскажу. Семен чистый ангел был, но женился в недобрый час на Райке…

Невестка Анне Ивановне попалась красавица, хохотушка ипевунья, большая любительница повеселиться, поплясать и выпить. Вначале бабаАня приняла Райку с распростертыми объятиями, но чем дольше Семен жил с женой,тем больше хмурилась его мать. Раисе было наплевать на быт. Она предпочиталасхватить в магазине пачку слипшихся пельменей и совершенно не собиралась стоятьу плиты, колдуя над щами или мясом. Никакого рвения к стирке, глажке или уборкеона тоже не проявляла, зато все чаще и чаще являлась навеселе. Потомприкладываться к бутылке стал Семен, и супруги начали пить вместе, сначала повыходным, затем в будние дни…

Жизнь бабы Ани превратилась в постоянный кошмар. У Раиродился сын, Виктор. Ничего удивительного в том, что парень получился не совсемнормальным, не было. В обычной школе Витенька доучился только до третьегокласса, потом его перевели во вспомогательную. В конце концов Витя вышел вбольшой свет, имея профессию сапожника. С тех пор он сидел в мастерской уметро. Кстати, коллеги любили парня. Глуповат, конечно, но добрый, работящий,никогда не спорит, если другие ремесленники, побросав все заказы, уходят на двачаса раньше домой, Витенька охотно выручал коллег, беспрекословно бегал засигаретами, бутылками, но сам не пил. Ему становилось плохо до обморока даже отглотка пива. Узнав об этой физиологической особенности внука, бабушка побежаластавить свечку Николаю Угоднику. Слава господу, пусть идиот, но зато неалкоголик.

Потом Семен и Рая умерли, попросту допились до смерти. БабаАня, доведенная до крайней точки ежедневными скандалами и побоями, опятьполетела в церковь. Никакого горя от кончины сына и невестки она не испытывала,скорей наоборот, в сердце была неприличная для верующей женщины радость.Сначала баба Аня пыталась укорять себя, но затем бросила это занятие.Наконец-то она была счастлива. В комнатах навела чистоту, никто не крал еепенсию и не орал дурниной после полуночи: «Эй, старая сука, гони гробовые,знаю, знаю, где прячешь!»

Нет, теперь старушка спокойно спала по ночам. Осталась однадокука – Витенька. Однажды он пришел домой не один, а с востроносой девушкой,одетой в дешевую юбку из клеенки.

– Наина, – сказала девица, подавая бабке руку с ужасающеоранжевыми ногтями.

Баба Аня просто похолодела. Девчонка совершенно по-хозяйскиразглядывала комнату и, хихикая, прижималась к Витеньке. Глупый внук блаженноулыбался и выглядел словно Иван Царевич, нашедший свою Василису Прекрасную.

Только Анна Ивановна сразу поняла: перед ней Лягушка, иникогда она не станет красавицей. Осторожно порасспросив Наину, Анна Ивановнаперепугалась еще больше. Девушка оказалась не москвичкой, жила в общежитии ипроисходила из многодетной семьи. Старушка лишилась сна, великолепно понимая,что за особа упорно виснет на ее внуке. Этой дряни нужна прописка, разве Наина– дура и не понимает, за какого парня собирается замуж?

Не успела Анна Ивановна сообразить, что лучше предпринять,как всевидящий создатель вновь явил необычайную милость.