– С повинной никак нельзя, – согласился Пак. – При таком раскладе. – И, погасив в блюдце папиросу, зажег вторую.

– Вот и я так думаю, – плеснул себе еще водки Дим, после чего выпил залпом.

Несколько минут оба молчали. Гость сидел, опустив голову, хозяин же плавал в клубах дыма, чем-то напоминая Будду.

– Все нужно изменить, – первым нарушил он молчание. – Начать жизнь с чистого листа и писать ее без ошибок.

– Как это с чистого листа? – поднял голову Дим. – Она же не тетрадь, не перепишешь.

– Я сказал «с чистого», – поднял вверх смуглый палец Сергей. И изложил свое видение вопроса.

По нему Диму надлежало обзавестись документами, а затем уехать в Сибирь или на Дальний Восток, где легализоваться.

– Там бескрайние просторы, – мечтательно прищурился Пак. – Крепкие и надежные люди. Среди них ты найдешь себя, а что было – останется в прошлом.

– Дальние страны, это по мне, – посветлел лицом Дим. – И хорошие люди тоже. Но как быть с документами?

– В этом я тебе помогу, – наклонившись к нему, заговорщицки сказал Сергей. – У меня земляк в паспортном столе милиции. Правда сволочь он еще та, но за деньги организует любой документ. Знаю точно.

– Деньги у меня есть, – сглотнул слюну Дим. – Восемь царских червонцев.

– Ну, от восьми его будет подташнивать, – шутливо изрек Пак. – А трех хватит за глаза. Остальные тебе пригодятся на новом месте.

Бывшие сослуживцы проговорили далеко за полночь, а потом Дим отправился домой, несмотря на уговоры приятеля остаться. При этом они условились встретиться через два дня, за это время Сергей обещал выяснить все точно.

Спустя назначенное время Дим заглянул к нему на работу. У будки стоял очередной клиент, Пак активно трудился.

– Привет, – возник он у окошка, когда выдав заказ, мастер освободился. – Бог в помощь.

– На бога надейся, а сам не плошай – протянул руку Сергей и улыбнулся. – Заходи, там открыто.

В полумраке будки пахло кожей, варом и сухим деревом.

– Значит так, – тихо сказал Пак, когда Дим материализовался рядом. – Все на мази. С тебя карточка три на четыре, новая фамилия с именем и три кругляшки. Фотография в переулке рядом с рынком, можешь сразу сняться, а установочные данные запишешь мне на бумажке.

– Когда все занести? – наклонился к нему Дим.

– Чем скорее, тем лучше.

Спустя десять минут он сидел перед объективом высящегося впереди на штативе фотоаппарата.

– Замрите, счас вылетит птичка! – с видом факира прокаркал седой еврей.

– Все. Сеанс окончен.

Сославшись на экстренность заказа и доплатив за срочность («факир» обещал сделать все за час), Дим вышел из ателье и поспешил домой.

Там, достав из тайника припрятанные червонцы, он отсчитал три, положил их в карман, а остальные вернул на место. После чего, вооружившись огрызком карандаша и клочком бумаги, присел к столу на шаткую табуретку.

«Вавилов Дмитрий Михайлович, 1920 года рождения, русский, уроженец деревни Гусево Тверской области», – написал он на клочке, изменив почерк.

Фамилию старшина взял дедушкину по линии мамы, имя оставил свое, отчество придумал. А о тверской деревне Гусево он читал в 44-м в армейской газете. Ее фашисты сожгли дотла. Вместе с жителями. Это врубилось в память и не забывалось.

На следующее утро Дим передал все Паку, а спустя три дня у себя дома тот вручил ему новенький, пахнущий типографской краской паспорт.

– Ну что? Обмоем мое второе рождение? – полюбовавшись фотографией и пролистав странички с водяными знаками, извлек из кармана бутылку водки, а из другого хомут «одесской» Дим.

– Обмоем, – кивнул Пак. – Только хозяйничай сам, Зина снова на дежурстве.

Вскоре они пили водку под виноградом, закусывая пахнущей чесноком колбасой с хлебом и вареной кукурузой. Неподалеку чавкал свой кусок зубками щенок, урча по-взрослому.

– А вот это тебе, Сереж, – сказал Дим, положив перед Паком на стол две монеты с профилем последнего царя. Тускло блеснувших на солнце.

– Убери, – покосился на них Сергей. – Обижаешь.

– Не уберу, – мотнул головой Дим. – Закажешь себе протезы.

Утром он уезжал с шумного вокзала. К новой жизни.

«Поезд Херсон-Москва, прибывает на второй путь!» – металлически донеслось снаружи, потом сцепки вагонов лязгнули, по составу прошла частая дробь, и он остановился.

Веснушчатая девушка-проводник открыла ключом дверь, спустившись на перрон, шаркнула по поручням фланелью и пригласила пассажиров к выходу.

– Спасибо, – кивнул ей на прощание Дим и, покачивая чемоданом, двинулся вперед под арочным перекрытием дебаркадера.

Неразличимый в густой толпе, он вышел из здания вокзала и остановился у колонн, трепетно вдыхая ноздрями знакомый с детства воздух. Чуть в стороне по площади катили вереницы автомашин, и высились дома Драгомиловки, над Москвой-рекой висел Бородинский мост, а по водной глади рассекали прогулочные трамвайчики. Полюбовавшись идиллией, Дим спустился в прохладу метро. Доехал до Площади трех вокзалов, а там, простояв час в очереди, взял плацкартный билет до Челябинска. На Урале начиналось строительство промышленного гиганта, о чем сообщала газета «Правда», и Дим решил принять участие в социалистическом созидании.

Сдав чемодан в багаж и подкрепившись тройкой пирожков с ливером, купленных с лотка, Дим взглянул на свои «кировские». До отправления поезда оставался час с гаком.

– Успею, – промокнул губы бумагой, швырнул ее в урну, снова спустился в метро и доехал на нем до улицы Горького. Оттуда Дим прошел к Главпочтамту, где, заполнив за стойкой серый бланк, отправил матери перевод на сумму три тысячи.

– Вам проще и дешевле отвезти их самому, – пробежав глазами бланк, сказала кассирша.

– Меня попросил друг, – тут же нашелся Дим. – Я в Москве проездом и совсем ее не знаю.

Потом он вышел из зала и окинул взглядом центр столицы. Очень хотелось навестить родной дом на Чистых прудах и Марию Михайловну, но это было чревато. Дим снова вернулся на вокзал, купил несколько газет и скоротал время в зале ожидания.