– Не пойдем, Иван. Мне противно, что я переживаю из-за того, что ты думаешь, ясно? Ты не должен тыкать меня носом. Я стараюсь… подружиться с тобой. – Я попыталась пошутить, но ничего не вышло, потому что ничто в нем даже слегка не изменилось.

Если уж на то пошло, Иван выглядел удивленным.

– Джесмин, – повторил он мое имя низким и почти хриплым голосом.

– Я не буду этого делать, – в свою очередь повторила я. – Прости. Никакие твои слова или поступки не изменят мое решение, поэтому иди отсюда, приятель, и подожди своей очереди, тогда я смогу исполнить свою роль. Я уверена, все будет выглядеть прекрасно, а если нет… тогда уж прости. – Если бы я могла сказать ему всю правду, он понял бы. Я это знала.

Но я не сказала.

Однако Иван не ушел. Он не сдвинулся с места. Не отвернулся. Он просто в упор смотрел на меня сверху вниз, его дыхание было ровным, в V-образном вырезе халата проглядывала гладкая кожа его груди. Взгляд голубых глаз скользил по всему моему лицу, и мне было неприятно. Мне было противно от того, что я призналась в том, что не хочу раздеваться из-за него, из-за того, что я не желала, чтобы он потом подначивал меня по поводу формы моей едва заметной груди или объема моей задницы, или миллиона других вещей, к которым мог бы придраться. Потому что их целая куча. Я не идеальна. Я не мама, или Тэйли, или Руби.

– Фрикаделька, – медленно проговорил он, не двигаясь с места. Он сделал над собой усилие, чтобы сдержаться. Судя по странному выражению его лица, он старательно выбирал слова. – Я просто прикалываюсь к тебе, когда высмеиваю тебя, – заявил он, наблюдая за мной. – Разве ты об этом не знаешь?

Я посмотрела в сторону и кивнула, с трудом подавив в себе желание закатить глаза.

– Да, я знаю, что ты прикалываешься. Это я способна стерпеть. Иногда… – Господи, как больно мне было говорить ему это, но черт с ним. – Иногда ты почти смешишь меня. Но я не хочу делать это в обнаженном виде. Теперь это слишком личное. Мы стали слишком… близки.

Я скорее услышала, чем увидела, как он выдохнул. Но мне показалось, что он на шаг приблизился ко мне.

– Я нес всякий вздор только потому, что ты заноза в заднице, и потом, ты единственная, кто отвечал мне тем же. Ты знаешь, что ты красивая.

Я хихикнула, на этот раз закатив глаза, потому что черт бы его побрал. Правда? Теперь я поняла, что он изо всех сил старается уговорить меня. Прошу тебя. Господи.

– Если ты думаешь, что твоя лесть убедит меня изменить решение, то ты меня совсем не знаешь, Луков.

– Не Луков. Иван, – просто ответил он таким мягким голосом, что я почувствовала неловкость, потому что ждала от него совсем иного. Этого я ждала меньше всего. – Я уверен, что под халатом ты идеальна.

На этот раз я фыркнула, потому что, черт побери, он нес чушь собачью, чтобы убедить меня. Господи Иисусе.

Но он не отставал.

– Я уверен, что у тебя под халатом нет ничего, что не возбудило бы любого мужчину. Спорю, что также и некоторых женщин.

Я искоса посмотрела на него, когда он употребил слово на букву «в» и одернула себя. Он был таким треплом. Я знала это. Даже тренер Ли поняла бы, если бы могла слышать его сейчас. Он, черт возьми, думал, с кем разговаривает? Не с той ли, которая знала его десяток лет и которая все это время была объектом его дебильных мелких придирок? Теперь он просто бесил меня.

– Не заткнуться ли тебе? Нет никакой необходимости слушать тебя, ясно? – выпалила я.

Он прикоснулся рукой к моему запястью, и каким-то чудом я не отдернула руки.

– Я не просто так говорю все это, – сказал он так тихо, так… Не знаю, нежно или боязливо, что мне стало неловко. Не думаю, что кто-нибудь так говорил со мной раньше. Даже Джеймс, добрейший парень во всем мире. Иван продолжал: – Я просто подкалываю тебя, говоря, что ты не дозрела. Пойдем, – настаивал он, продолжая говорить тем голосом, с которым я совсем не могла совладать. Что теперь мне думать о нем? – Я не ожидал, что ты такая чувствительная.

Я опустила взгляд.

– Я не чувствительная.

– Джесмин, – с придыханием проговорил Иван, крепко, но не больно сжимая пальцами мое запястье. Темноволосая голова и безупречное лицо, которое вполне могло бы обойтись без макияжа, приблизились ко мне, и он спросил: – Что, черт возьми, происходит с тобой сейчас?

– Ничего, – упрямо ответила я.

– Ты несешь чушь, – заявил он. – Ты знаешь кто ты и что ты собой представляешь. Я не намерен, черт побери, разговаривать и еще больше льстить твоему эго, избавь меня от этого, – чуть ли не выкрикнул он. – Я хочу сниматься с тобой, а не один. С тобой. В команде. Мы оба не пожалеем, если начнем фотосессию.

– Разумеется, я знаю, кто я, что у меня непомерное эго. Хорошо. Слушай, просто иди и покончи с этим, а я – следом за тобой. Я не хочу больше говорить об этом. У меня нет настроения ссориться именно сейчас.

В ту секунду, когда обе его ладони опустились мне на плечи, я неожиданно подпрыгнула. А когда его губы приблизились, оказавшись прямо над моими, я даже не шевельнулась. Мы находились рядом по семь часов в день, семь дней в неделю. Между нами не существовало физических барьеров, потому что это было невозможно.

Но это…

С этим я не знала, что делать. Я не могла вспомнить, когда в последний раз он был так близок ко мне.

– Я говорю предельно серьезно, – прошептал он так настойчиво и решительно, как никогда.

Я не смогла удержаться, чтобы украдкой не взглянуть на него, так твердо и требовательно звучал голос Ивана.

Он смотрел на меня сверху вниз с таким жутким лицом… Я никогда не видела, чтобы он смотрел так серьезно, даже перед соревнованиями.

– Я никогда не высмеивал тебя.

Я нахмурилась.

Он осторожно потряс меня за запястье, накрыв своей рукой то место, где обычно был мой браслет. Я сняла его и оставила в шкафчике.

– Не стал бы высмеивать тебя, когда ты обнажишься, – сказал он мне. – И кто стал бы насмехаться над тобой, когда ты раздета? Спорим, ни один мужчина в мире никогда не видел таких упругих ног и ягодиц, которые отлично помогают тебе выполнять разные элементы.

Я не собиралась придираться к этому замечанию, я просто отвела взгляд.

– Почему ты смотришь на мою задницу?

Уголки его розовых-розовых губ чуть-чуть приподнялись.

– Потому что она у меня целый день перед глазами.

Полагаю, он был прав. Мне тоже случалось время от времени поглядывать на его задницу. Потому что она была рядом.

– Тогда не смотри. Друзья не разглядывают задницу друг у друга.

От того, как он закатил глаза, я ощутила какое-то неудобство в желудке.

– Джесмин… Это тело – эти бедра, над которыми, как ты думаешь, я буду смеяться, и эта задница, о которой ты думаешь то же самое – скоро займет первое место. Я не стал бы смеяться над ними. Я не стал бы смеяться над тобой. Мы сделаем все так же, как обычно. Все получится, когда мы выйдем на лед. Мы сконцентрируемся, я не шучу.