– Назовите, пожалуйста, суду ваше имя, – начал Мосс.

– Томас Патрик Камминс.

Он давал показания четыре с половиной часа. Как Том и ожидал, неприятнее всего были вопросы, касающиеся его пребывания в воде.

– Оказывались ли вы вблизи Джулии? – спросил Мосс.

Том долго молчал – мешали ком в горле и подступившие к глазам слезы. Но он их сдержал – он не мог позволить себе расплакаться на виду у этого монстра.

– Да, – наконец надтреснутым голосом произнес он. – Это было после того, как меня в первый раз захлестнуло. Я всплыл на поверхность и увидел Джулию. Она ухватилась за меня, и я запаниковал. Я… Я оторвал ее с себя. Оттолкнул ее.

Его ноздри раздулись; он благодарил небо за то, что родных, в особенности Джинны и Рика, нет в зале суда и они не слышат его слов. Он не хотел пускаться в подробные объяснения и описывать, как они оба начали тонуть, как он в последний момент опомнился – еще секунда, и он наглотался бы воды и погиб вместе с Джулией. Он не нашел в себе сил вспоминать о собственной слабости, о том, как он вытолкнул Джулию к поверхности реки и выплыл вслед за ней. Высвобождаясь из ее объятий, он напрасно надеялся, что она справится сама, что они вместе переживут этот кошмар. Он не желал объяснять все это суду. Джулия погибла, он выжил, и с этим ничего нельзя было поделать.

Рассказывать об остальном было уже легче. Несмотря на все усилия, Хирзи так и не сумела сбить Тома с толку. «Знала бы ты, через что я прошел, – думал он. – Думаешь, после этого я тебя испугаюсь?» Вопросы Хирзи, нацеленные на то, чтобы вывести Тома из равновесия, не произвели ожидаемого эффекта – он отвечал спокойно и сухо.

– После того как вы впервые встретились с Джулией во Флориде в 1990 году, вы проводили с ней много времени, не так ли? – спросила она.

– Да, так.

– Вы были сильно к ней привязаны, верно?

– Мы стали близкими друзьями.

– Вы хотели заняться с ней сексом, правда?

– Нет, неправда.

Те же вопросы, заданные детективами убойного отдела Сент-Луиса, обрушились на него подобно мощному удару в челюсть. Полтора года спустя в забитом публикой зале суда они звучали попросту нелепо.

Тем не менее, покидая здание суда, Том чувствовал себя выжатым как лимон. На следующий день в утреннем выпуске «Пост-Диспэтч» он увидел заголовок: «Ночная прогулка обернулась кошмаром наяву: свидетель описал гибель сестер Керри».

Судебная присяга вынудила Тома еще три недели мерить шагами коридоры отеля «Друри». Он успел наизусть выучить меню и часы работы ресторана при отеле. Обеды и ужины стали для Тома единственным развлечением и позволяли убить время. Каждый день он с нетерпением ждал дружелюбных приветствий барменов и официанток.

В среду четырнадцатого октября, пока Том курил энную по счету сигарету и, чтобы хоть как-то себя занять, смотрел дурацкое ток-шоу, в здание суда Сент-Луиса вошел Уинфри в наручниках. Присяжным он не понравился, но они поверили его рассказу. Они внимательно выслушали его до дрожи подробный рассказ о событиях той ночи и о его собственном в них участии. Грей выглядел все таким же беззаботным и больше смотрел на лежащий перед ним блокнот, чем на Уинфри.

Из всей четверки негодяев Уинфри единственный публично принес извинения жертвам и их семьям; к его чести, эти слова прозвучали искренне. Но, стоило ему начать отвечать на вопросы Мосса о нападении на девушек, снисхождение, зародившееся было в сердцах друзей и близких Джулии и Робин, испарилось без следа.

– Я повалил ее на спину и задрал куртку ей на лицо, – говорил Уинфри, не уточняя, кого именно он «повалил» – Джулию или Робин. Для него обе девушки были лишь безымянными и безликими жертвами. – У нее еще волосы такие короткие были. Я сел на нее сверху и закрыл ей лицо ее же курткой. Тони и Реджи сказали им обеим заткнуться, иначе убьют. А я сказал им расслабиться.

Сидевшая в первом ряду Джинна содрогнулась.

Пять дней спустя показания давал Грей. Поначалу все шло для него гладко – Грей хорошо держался. Присяжные видели в нем красивого, вежливого и воспитанного молодого человека, наотрез отрицавшего свою причастность к изнасилованию и убийству сестер Керри. Когда Хирзи попросила его рассказать о своем аресте, Грей расплакался, жалуясь на жестокость и грубое обращение полиции.

Но затем Мосс приступил к перекрестному допросу, и для Грея запахло бедой. Даже сидя на скамье подсудимых, он так любовался своими умом и хитростью, что перемудрил самого себя. На каждое слово Мосса у него находилось возражение; он утверждал, что все, от Тома до Евы и Уинфри, лгут, а его похвальба на вечеринке, когда он во всеуслышание заяви, что убил девушек, была лишь шуткой. Мосс заговорил о том, что девушек столкнули с моста, но Грей его перебил.

– Якобы столкнули с моста, – с ухмылкой поправил он прокурора.

Грей был смышлен, но Мосс умнее. Под конец перекрестного допроса он захотел уточнить некоторые подробности, уже описанные Греем, и тот не сдержал раздражения.

– Я сражаюсь за свою жизнь, а вы стараетесь доконать меня одними и теми же вопросами! – возмутился он.

– Вы хотя бы можете за нее сражаться, – ответил Мосс. – У Джулии и Робин такой возможности не было. Их, как вы выразились, «доконали».

Два дня спустя, 21 октября, некий человек, назвавший себя «постоянным зрителем на процессе», дал «Пост-Диспэтч» интервью, в котором заявил: «Даже если не брать в расчет само преступление, Грей производит ужасное впечатление».

Том просматривал газетные отчеты о процессе вполглаза. Последние полтора года научили его не доверять прессе, и, хотя ему не терпелось узнать, как проходит суд, он предпочитал получать новости от Мосса, а не от журналистов. Ему осточертело сидеть взаперти в гостиничном номере, но чужого любопытства он боялся больше и на улицу не высовывался. Поэтому, когда днем ему позвонил Мосс, сказав, что теперь после того, как, Грей дал показания, Том может возвращаться в Мэриленд, он кинулся собирать вещи и через час уже ехал в аэропорт.

Джин и Кэй планировали остаться в Сент-Луисе до конца процесса, дождаться приговора и сообщить его Тому. На следующий день, во вторник 20 октября, Мосс и Хирзи выступили с заключительным словом.

– Он был зачинщиком, – заявил Мосс, ткнув пальцем в Марлина Грея. – Это ясно как белый день.

Присяжные совещались всего четыре с четвертью часа. Вставая, чтобы выслушать приговор, Грей выглядел самоуверенным как никогда. Но как только председатель коллегии присяжных огласил принятое решение, усмешка подсудимого сменилась выражением шока, а