Ему показалось, что Засекин-Сонцев сейчас скажет: «Что есть судьба одного человека, когда решается судьба Отечества? Даже если этот человек – мать самого императора…»

Однако Засекин-Сонцев сказал совсем другое:

– Мы тут с князем Белозеровым проанализировали последние данные, поступившие от наших разведчиков. Сравнили их с докладом Адмиралтейства о состоянии наших сил. И пришли к выводу, что росский флот уже как минимум не слабее мерканского. Мы прекрасно использовали отпущенное нам время. Нет никаких сведений о том, что у вероятного противника имеется хоть нечто, подобное «улитке Комарова»…

Он не договорил. Но Осетр понял.

«А ведь ты, дружок, теперь явно хочешь войны, – радостно подумал он. – И явно подталкиваешь меня. Значит, ты и не догадываешься, что я сам ее хочу. Значит, я тебя тоже обвел вокруг пальца. Как меня – Бедросо».

Он прекрасно соображал, что эта радость присуща мальчику, а не мужу, но ничего не мог с собой поделать. Задетое самолюбие требовало хоть какого-нибудь утешения…

– Ладно, Всеволод Андреич, – сказал он. – Через час жду вас во дворце. Будем допрашивать цесаревну Ольгу.

– Нет, – сказал Засекин-Сонцев. – Допрашивать задержанную буду я. А вы, ваше императорское величество, станете наблюдать за допросом с расстояния. С применением техники.

– Вы опасаетесь за мою жизнь, генерал? – удивился Осетр. И поразился собственному удивлению.

Да ведь и полугода не прошло с той поры, как на него совершалось покушение. Что за легкомыслие! Вот уж действительно мальчишество!.. Однако продемонстрировать перед цесаревной Ольгой трусость – это… это… это…

– Весьма опасаюсь, ваше императорское величество!

– Послушайте, Всеволод Андреич! Есть ли сканеры, способные распознать взрывчатку, которую пытался применить академик Соболевский?

– Есть.

– Тогда поступим так. Вы пока сюда не прилетайте. Я поручу охране проверить цесаревну. А потом уже решим, когда и каким образом организовать ее допрос.

По физиономии Железного Генерала было видно, что он не одобряет предложение. Но деваться ему было некуда.

Дворцовые охранники просканировали задержанную в течение нескольких минут. Как оказалось, после попытки покушения, предпринятой академиком Соболевским, охрана была обеспечена соответствующей аппаратурой уже на следующий за терактом день.

– Ваше императорское величество, – доложил Осетру дежурный, майор Министерства внутренних дел. – Взрывчатки в теле арестованной не обнаружено. Однако присутствует некий посторонний предмет, вживленный в одну из спинных мышц. Питается он, по всей видимости, биологической энергией организма.

– Но это точно не взрывчатое вещество?

Дежурный замялся:

– Ну… разве… разве что совершенно неизвестного нам типа.

– То есть гарантии моей безопасности нет.

Охранник виновато развел руками:

– Нет, ваше императорское величество. Если вы желаете лично допросить арестованную женщину, я бы вам крайне не советовал.

Цесаревна Ольга была для этого типа просто «женщиной» – без роду без племени. Как проститутка низкого пошиба. Или бандитская шалава.

– Хорошо, майор. Я понял. Однако впредь называйте арестованную «ее высочество». Она – член императорской фамилии, не забывайте. Моя сводная сестра. Так что проявляйте уважение.

– Виноват, ваше императорское величество!.. Я бы не советовал вам допрашивать ее высочество лично. Кроме того, у арестованной присутствует блок.

Осетр даже присвистнул.

Ржавый болт тебе в котловину! Ведь не было же у нее блока! Проверяли уже! Что за чертовщина?

– Вот как?!.. Дворцовый ментал с нею работал?

– Работал. Его квалификации для того, чтобы снять блок, не хватает. – Майор опять виновато развел руками.

– Хорошо, ступайте! И пришлите…

Осетр хотел сказать: «Пришлите ко мне ментала». Но вовремя сообразил, что это бессмысленно. В первый раз, в гостинице, ментал проверял графиню Шувалову. А сегодня, во дворце, цесаревну Ольгу. Ему будет трудно объяснить, что это один человек. Во всяком случае, если не вдаваться в подробности. А подробности менталу совсем ни к чему. Чем меньше народу знает о случившемся, тем лучше.

– Хорошо, майор, ступайте!

– Ваше императорской величество… Может, на всякий случай, удалить этот предмет? Хирургическим путем?

Осетр задумался.

Само по себе это было неглупое предложение. Обезопасить императора от возможного покушения, если имплантированная штучка все-таки является бомбой. Но хирургическое вмешательство вполне могло привести к самоликвидации имплантата. И к смерти носителя. Окажись на месте носителя другой человек, Осетр без раздумий пошел бы на это. Но подвергать опасности сестру… Не по родственному сие!

К тому же тревоги в душе, как и прежде, не ощущалось. А интуиция молчала, как сыч… Нет, рискнем! Где наша не пропадала!

– Не стоит, майор. Ступайте!

Дежурный покинул императорский кабинет.

А Осетр немедленно связался с Охлябининым.

– Иван Мстиславович! У цесаревны Ольги присутствует блок. Дворцовый ментал не сумел справиться с ним. Нет ли у вас более квалифицированного сотрудника?

Судя по короткой паузе, которая предшествовала ответу, министр имперской безопасности был готов скрыть от императора информацию. Наверное, опасался, что ментала заберут во дворец окончательно… Но потом благоразумие взяло верх над излишней секретностью.

– Разумеется, есть, ваше императорское величество.

– Пришлите его, пожалуйста, в Петергоф. Нам нужно допросить цесаревну, но чтобы она осталась в живых. От мертвых толку не предвидится.

Это он мог бы Охлябинину и не объяснять, но, видимо, случившееся сделало императора излишне болтливым…

– Слушаюсь, ваше императорское величество!

В результате допрос Ольги пришлось перенести на следующее утро.

Засекин-Сонцев, правда, пытался настаивать на ночном допросе, мотивируя тем, что ночью нервная система преступницы будет ослабленной и с нею будет легче справиться, но Осетр решительно пресек эти поползновения. Он не воспринимал цесаревну как преступницу…

Присланный Охлябининым ментал не без труда, но сумел снять блок. Трудился он более двух часов.

По его словам, конструкция в мозгу арестованной оказалась совершенно незнакомого типа, и воспользоваться наработанными методиками не удалось. Пришлось двигаться на ощупь…

Ночью, уже улегшись в постель, Осетр прислушался к собственным ощущениям. Росомашьей тревоги он по-прежнему не ощущал. А это о многом говорило…