тело всегда скрыто под одеждой, и я почти в ужасе от мысли, что он мог сделать со своей драгоценной плотью.

— Все будет хорошо.

Саллен с трудом сглатывает. Я вижу, как двигается его челюсть, но он не поднимает на меня взгляда.

— Когда-нибудь ты удивишься. Как могут загноиться даже самые незначительные раны.

Он на мгновение закрывает глаза, как будто находится в каком-то внутреннем смятении.

— Я ее тебе промою. Прости.

Затем Саллен отстраняется. Он никогда не сидел на мне, придавив всем телом к кровати и перекрыв дыхательные пути, и я понимаю, что пока не хочу лишаться его тепла.

Когда он убирает ладони от моего лица, я хватаю его за обнаженную руку и неловко сжимаю его пальцы, все еще влажные от моего рта и… кое-чего пониже.

Я чувствую, как Саллен моментально коченеет от моего прикосновения, словно труп. И он не смотрит на меня, а лишь куда-то в пространство между нами. Я отмечаю кости его пальцев, неровные и бугристые, но не смотрю на них.

Не уверена, что готова ко всему, через что ему пришлось пройти, несмотря на то, что буду обожать Саллена, независимо от его травм. У меня из головы не выходит история с заспиртованными образцами, но вместо того, чтобы горевать о его прошлом, я испытываю странную гордость за него, за то, что он так рано столькому научился. Даже если это было по чьему-то жестокому приказу. Кто из подростков может похвастаться собственной лабораторией?

— Пожалуйста, не извиняйся.

Изнутри удушливой волной накатывает тошнота, состояние опьянение тоже малоприятно, но я все равно хочу попытаться донести до него то, что у меня в голове. «Мне кажется, я тобой одержима». Но вместо этого у меня выходит:

— Не оставляй меня здесь.

Не знаю точно, что я имею в виду. В смысле, сейчас, потому что я чувствую себя больной и измученной из-за того, что по глупости выпила целую бутылку вина после того, как мне дважды вкололи успокоительное? До конца нашего пребывания здесь, потому что я не хочу оставаться одна? Никогда, потому что я влюблена в тебя?

Но Саллен не просит разъяснений. Между его бровями образуется складка, и он поднимает на меня глаза. Затем медленно и осторожно кивает.

Глава 30

КАРИЯ

Это легко узнаваемый звук ползущей змеи. Я слышу его, но когда заставляю себя открыть глаза, не вижу ничего, кроме темноты. Наступила ночь, или, возможно, я погребена заживо, как будто вокруг меня сомкнулись чернильные стены.

Змея приближается, ощущение ползущего по телу страха от ее движений переходит в физическую реакцию. Маленькие волоски у меня на шее, руках и ногах встают дыбом.

Мои руки и ноги обнажены. Ко мне резко приходит осознание, и я, прерывисто дыша, пытаюсь сесть, напрягаю мышцы, но не могу пошевелиться. По мере того, как змея приближается, и шуршание ее брюха по твердой поверхности, на которой я лежу, становится громче, я понимаю, что могу только моргать, вглядываясь в темноту над головой. Меня охватывает озноб, не имеющий ничего общего со спертым воздухом этой могилы, и я чувствую, как стучат мои зубы. Несправедливо, что мое тело реагирует, но мозг словно скован и неспособен самостоятельно разблокировать какой-либо механизм.

Что-то надвигается.

Кто-то охотится за мной.

Здесь змея.

Она все ползет, и я чувствую ее у своей головы. Я не могу поднять подбородок, чтобы посмотреть вверх, да даже если бы и могла, в этом аду ничего не видно. По моей обнаженной руке скользят холодные чешуйки ее кожи, и я открываю рот, чтобы закричать.

Но вокруг тишина.

Холодное существо ползет по моим глазам, и я не могу дышать.

Я в ловушке внутри собственного тела.

Змея движется дальше, по моему носу.

Я абсолютно беспомощна. Я не могу ее сбросить.

Змея скользит по моей обнаженной груди, и слезы щиплют и давят на глаза. Тварь ползет по моему животу, её вес огромен, а тело такое длинное, что я чувствую, как все новые чешуйки тянутся от моего плеча, опускаются под глазом. По моим ребрам, брюшному прессу, затем еще ниже, к бедренным костям, и я…

— Кария.

Его голос зовет меня в темноте. Что-то невыносимо колет в уголке под глазом, боль ослепляет меня и, когда, поморгав, я открываю веки, то ничего не вижу. Я дрожу, по моей щеке текут слезы, причиняя жгучую боль под линией ресниц.

— Прекрати.

Вслед за хриплым голосом Саллена мне на запястья ложится рука и мгновенно прижимает их к кровати, вокруг сгущается бескрайняя тень.

У меня бешено колотится сердце, и я начинаю растерянно метаться, обливаясь холодным потом.

Мое дыхание громкое, хорошо различимое, ужасные звуки внутри темной могилы, и я не знаю, похоронены ли мы оба здесь, со змеей, что не так с моим глазом и почему Саллен Рул прижимает меня к… кровати.

Это, должно быть, кровать. Подо мной мягко, а до этого я лежала на чем-то более холодном и твердом.

Я снова моргаю, и в боковом поле зрения появляется размытое пятно. Это скорее ощущение, нежели образ, поскольку вокруг меня очень темно.

— Ш-ш-ш, — шепчет Саллен, его губы у меня на щеке, присутствие ближе. Он прижимается сердцем к моему сердцу. Лежит на мне.

Он давит на меня там, где была змея.

Я чувствую, как мой пульс учащается и бьется в унисон с пульсом Саллена, но биение его сердца медленнее. Меня обволакивает аромат потемневших роз и земли. Успокаивает меня. Я помню вино, то как Саллен проникал в меня пальцами, а затем сунул их мне в рот, как он кусал меня, как хотел, чтобы я испугалась.

Ужасы его детства, что продолжают разматываться, будто разодранный клубок черных ниток.

Я пытаюсь сморгнуть с глаз пелену, лицо Саллена так близко, что я ничего не смогла бы разглядеть, даже если бы здесь было светло. Я все еще чувствую под ресницами жгучую