Все так же удерживая пальцами нижнее белье, Кария скользит рукой вниз и снова раздвигает себя, и на этот раз я вижу ее тугую дырочку.

Я с дрожью смотрю на свои пальцы. Сломанные и деформированные, с вырванной кутикулой и оставшимися пожелтевшими ногтями. Ей бы точно не захотелось, чтобы это оказалось у нее внутри.

Никто не захочет тебя.

Никто.

— Тогда сделай это, — настаивает она, не подозревая о моей внутренней борьбе. — Прикоснись ко мне. Замени их собой. Их пальцы, их языки, их члены. Я хочу тебя, Саллен.

Никто не захочет меня.

«Ты не знаешь, о чем просишь».

— Я хочу тебя, — с еще большей настойчивостью повторяет она.

— Заткнись.

Я вижу, как Кария водит наманикюренным ноготком по своему входу. Такая красивая и совершенная, совсем не похожая на меня.

— Пожалуйста, — ноет она. — Пожалуйста, трахни меня пальцем.

«Ты такая глупая девчонка».

— Пожалуйста, Саллен, — задыхаясь, умоляет она меня.

Но Кария притворится, что я кто-то другой. Она представит себе Вона, Космо или кого-нибудь другого из Райта. Кого-то, кем я никогда не смогу быть.

— Саллен.

Хрен с тобой. Я провожу пальцем, проталкивая его во влагалище Карии, глядя, как апофеоз моей отвратности проникает в ее совершенство.

Она стонет, и сразу после этого с ее губ срывается вздох, как будто она этого жаждала. Видела бы она, насколько сейчас осквернена.

Я восхищаюсь, как она обволакивает меня своими тугими, влажными и нежными стенками, затем вынимаю палец, но не до конца, а потом снова ввожу. Ее клитор становится еще более набухшим, Кария задевает рукой мою обнаженную ладонь и со стоном произносит:

— Добавь еще один.

Я смотрю на желтый кончик своего среднего пальца и испытываю тошнотворное чувство удовлетворения, зная, что трахаю ее вот так своим позором.

Но мое удовлетворение сменяется гневом. Ликование превращается в ярость. Желание доставить ей удовольствие смешивается с непреодолимой тягой надавить ей на бедро и сломать ногу, чтобы она уже не смогла убежать, когда, наконец, увидит меня таким, какой я есть.

— Если бы ты знала, как я выгляжу, ты бы меня возненавидела, — говорю я, глядя на извивающуюся подо мной Карию, на влагу у меня на пальцах, поблескивающую всякий раз, когда я вхожу и выхожу из ее тугой киски. — Если бы ты увидела, какая ты сейчас мерзкая, то не позволила бы мне к тебе прикоснуться. Вон больше тебя не захочет. И Космо тоже. Теперь ты запятнана, Кария.

Кария хватает меня за запястье, касаясь обнаженной кожи моей покрытой шрамами плоти. Другой рукой она тянет вниз ту, что прикрывает ее глаза, и я поднимаю на нее взгляд, затем обхватываю пальцами ее горло. Если Кария заговорит о них, если назовет меня их именами, я ее задушу.

Но она ничего такого не произносит.

Она оставляет меня жить в этой мечте.

— Дай мне посмотреть на тебя, — краснея, говорит Кария, но как только она отводит глаза, чтобы взглянуть на мои руки, я перемещаюсь на колени и, нависнув над ней, прижимаю ладонь к ее трахее. Я быстрее трахаю ее пальцами, а она задыхается, широко распахнув от страха свои глаза.

— Стяни с меня водолазку, — шепчу я, чувствуя, как под моей рукой напрягается ее горло. Как вокруг пальцев плотно смыкаются ее стенки, когда я трахаю ее ими. Думаю, что все в ней так сильно сокращается и сжимается, потому что теперь ей снова страшно. — Хочешь посмотреть? Стяни ее.

От дыхания у нее раздуваются ноздри, но Кария хватается за высокий ворот надетой у меня под толстовкой водолазки. Она касается пальцами моей кожи, и я вздрагиваю. Моя рука все еще у нее между бедер, но я не двигаюсь и не вынимаю пальцы. Если она закричит или попытается убежать, я ее прикончу.

Впившись в меня взглядом своих голубых глаз, Кария дергает за ткань чуть ниже моего подбородка.

Затем без малейшего промедления тянет ее вниз, обнажая бугристую, зашитую плоть.

— Ниже, — рычу я, потому что ее ждет еще много омерзительного.

Кария дрожит подо мной, стискивая мои изуродованные пальцы. Но подчиняется и стягивает ткань еще ниже.

У нее распахиваются глаза.

Я понимаю, когда она это видит.

Штейн сделал это канцелярским ножом. Мне пришлось произносить каждое слово по буквам.

— Еще, — говорю я, раздвигая внутри нее пальцы, и Кария вздрагивает. Но не сопротивляется.

Она продолжает тянуть за ворот, и вместе с ним смещается и толстовка. Кария бледнеет, у нее блестят глаза.

— Всего тебе не увидеть, пока я ее не сниму, но эту часть меня ты не получишь никогда.

Я наклоняюсь ближе, затем хватаю Карию за подбородок и поворачиваю ее голову, чтобы она больше на меня не смотрела.

— То, что здесь написано, чистая правда, — шепчу ей на ухо я.

Я больше не могу к ней прикасаться.

Я убираю от нее свои пальцы и сую их ей в рот.

Кария в испуге безропотно приоткрывает губы, и я засовываю пальцы ей в самое горло. Я чувствую, как она давится, и кладу руку ей на подбородок.

Сейчас она для меня не что иное, как тело, испытывающее физические реакции. Я ничего не чувствую, заставляя ее биться в конвульсиях. Ничего не чувствую, говоря ей на ухо ужасные вещи.

— Я жалкое ничтожество, — шепчу я, произнося слова, которые Штейн вырезал у меня на груди, начав чуть ниже рубцовой ткани на горле.

На мне нацарапано кое-что и похуже — на торсе, над почками, вдоль спины. Но «Я ничтожество» обошлось мне дороже всего. Мне тогда было тринадцать, и Штейн застукал меня за просмотром порно, когда я, обхватив рукой свой член, смотрел на других девушек, но мечтал о ней.

Он наказал меня за это, и только смеялся, когда я голым произносил для него по буквам каждое слово. Рекс, Артур и Констанс наблюдали за моими страданиями, ухмыляясь и попивая пиво.

— А теперь и ты тоже.

Затем я