Это какой-то неизлечимый дефект внутреннего зрения. Сухо и пусто внутри. Гулко, как в пещере. Я постоянно чувствую себя самозванцем. Обманщиком. Вынужден скрывать бессилие под маской надменного мудреца…

Но я не виноват! Я не хотел. Меня заставили. Бросили, словно щенка в воду. Принудили насильно, как мальчика. Как слугу. Как раба… Полагаю, именно потому я испытываю мстительное наслаждение, именуя себя по старинной персидской эпистолярной традиции «этим ничтожным рабом». Не знаю лишь, кому я мщу…

Заколебал он меня.

– Брат, ты с козой играл?

Останавливаюсь:

– Отвяжись, да.

А Теша, альпинист колхозный, не замечает, что я отстал, прёт в гору по тропе, как луноход, и бубнит:

– Камол в армии служил, рассказал, как надо с козой играть. Задние ноги в голенища сапог сунуть, а хвост под ремень заправить…

Просветитель! Настучать бы ему по тыкве ещё разок, но ведь от души знаниями делится. Дружбы ради. В первую же ночь, когда меня привезли, подружились.

В общем, по порядку – чтоб было понятно. После того, как отца убили, мне хотелось забиться в какую-нибудь дыру. Ни с кем не разговаривать. И чтоб вокруг вообще – ни души. А дядька утащил нас в кишлак. Самое то, что надо. С раннего утра на поле – камни ворочать, вечером – с поля, утром – на поле… Уставал настолько, что ничего не помнил. Будто в земляную щель провалился. Темно, душно, зато боль, вроде, слегка притупилась. Зато Бахша постоянно зудела. Вроде как оса в погребе. Сядет, ужалит и опять летает, зудит. Мне-то – ничего, за матушку было обидно…

Потом в кишлак заявился Зухур. И понеслось. А все из-за Заринки. Она, когда с камня спрыгнула, надо было убежать. Спрятаться где-нибудь. Нет, пошла к Зухуру. Сама полезла в капкан. Гордость заела. А я что? Побежал на выручку. Честно, сам не знал, что скажу, что сделаю. Времени не было думать. Но этот гад Зухур даже слушать не стал. «Наказать! Занбур, уведи».

Занбур – его холуй. Здоровый, как шкаф. Схватил меня за руку. Я вырвался. Он – борцовским захватом за шею, сдавил горло и поволок. Я задыхаюсь, в глазах темнеет. Из последних сил дёргаюсь, сопротивляюсь, а он знай тащит, будто борцовскую куклу. Подтаранил к «скорой» – грязной «буханке», на которой зухуровские бесы приехали, – забросил вовнутрь и дверь захлопнул.

Я чуть отдышался, – к окошкам. А кабину водителя отделяла от салона перегородка с раздвижными стёклами. Одно разбито. Я сдвинул в сторону другое, заляпанное, как в сортире, и стал смотреть, что происходит на воле. «Буханка» стояла передком к мечети, и через ветровое стекло площадь видна – как в кино. Зарина по-прежнему стояла перед Зухуром, а из толпы к ним зачем-то ковылял хромой урод Шокир. И я буду сидеть в коробке, как морская свинка? Надо на помощь! Я – наскоро пошарил взглядом по боковым и задним оконцам: где холуй Занбур? Не видно гада. Я даже удивился – как это он шустро смылся? Заморачиваться не стал, открыл боковую дверцу… И вдруг слышу:

«Э!»

Занбур. Выглядывает из-за заднего бампера «буханки». Он на корточках сидел. Оттого-то я его в задние окна не присек. В прятки, что ли, играет? Он встал, вышел из-за угла, и я понял, что он там делал. Решил, придурок, что с площади не увидят, и присел по малой нужде. В старое время все националы так сикали – на бабий манер, чтоб не дай бог капля мочи на одежду не попала: страшный, мол, грех. На эту тему даже подковырка имеется. Когда кому-нибудь говорят: «Уезжай на свой Россия», он отвечает: «Мы вас научили ссать стоя, когда срать стоймя научим, тогда и уеду». Занбур, выходит, эту науку ещё не одолел. Меня поразило то, что он встал и не заправился. Подходит к двери. Из ширинки член торчит. Вроде как обрезок чёрного шланга. Негромко говорит:

«Больше не открывай. Тихо сиди. Дверь откроешь, в жопу тебя сделаю. Прямо в этой машине».

Я обмер. Он на член показывает:

«Может, примерить хочешь?»

Оттянул левой рукой, пару раз погонял шкурку туда-сюда и спрятал в штаны. И резко захлопнул дверь. Я едва успел отпрянуть. Рухнул на лавку.

Я сразу поверил, что не берет на понт. Наслушался в Ватане рассказов шпаны. А у этого рожа тупая, бессмысленная. Животное, не человек. И силища. Против такой мне не выстоять. Ужасное чувство беспомощности охватило. Если вернётся, дверь закроет, никто даже не заметит, не услышит, не придёт на помощь…

И злость накатила. «Да кто он, блин, такой, – думаю, – чтоб я его боялся». Пусть возвращается. Откроет дверь, отоварю по кумполу какой-нибудь железякой. Стал искать. В салоне вся медицина срезана, выброшена, а вдоль двух сторон приварены железные лавки. Я под ними пошарил. Хоть шаром покати. «Ладно, – думаю, – камень возьму». Сколько через окна ни высматривал, а поблизости – ни одного подходящего. Выйти, поискать подальше не рискнул. Всё-таки зашугал он меня слегка. Самую малость. В конце концов решил: если увижу, что идёт, выскочу и убегу.

Перебрался опять к перегородке. На наблюдательный пункт. Опа на! Зарина с дядькой уходили от Зухуршо по направлению к толпе. От души отлегло. Через минуту опять стрём навалился. Зачем меня здесь держат? Что будет? Каша в голове. Всякого передумал, но это, в общем, неважно… Тем временем на площади много чего происходило, но это тоже неважно. Я особо не интересовался. Все равно ничего не понять. Кино без звука. Вижу, на середину выехал «камаз», из кузова стали мешки выбрасывать. Пока народ их разбирал, начало смеркаться.

Потом вижу: кто-то идёт. В сумерках морду не распознать, но точно не Занбур. Ростом пониже, телом пожиже. Забрался в кабину, завёл двигатель, включил фары. Типа врубил освещение на площади. Выбрался из кабины, обошёл «буханку» спереди, открыл дверь.

«Идём».

Я даже обрадовался. Надоело мариноваться в жестянке. В случае чего буду защищаться. Зубами, рогами, копытами. Иду вслед за шофёром. Готов к чему угодно. Вышел на середину площади. Бесы стояли кружком. Водила объявляет:

– Скорую помощь вызывали? Санитар пришёл.

Бесы раздвинулись. Один предлагает:

«Ну, чё, санитар, давай лечи».

А там трупешник Рембо лежал в луже крови. Если точнее, то кровь растеклась со стороны головы. Я-то находился в ногах. Со стороны головы стоял Тыква. Тот самый. Вроде как мой несостоявшийся зятёк.

Водила торопит:

«Э, санитары, кончайте диагноз ставить. Грузите в кузов».

Это они нас типа рабов припахали, самим западло мараться. А Тыкве, чтобы к голове подойти, придётся в кровищу ступить. Подсохла немного, но всё-таки… Я без лишних слов нагнулся, ухватил дохляка за ноги и потащил. Тяжёлый. А ведь правду говорят: своя ноша рук не тянет. Честно скажу, с кайфом волок. Протащил метра три, кровь перестала размазываться. Бесы брезент швырнули:

«Заверните».

Ну, опустили задний борт, я и Тыква кое-как забросили свёрток в кузов «камаза». Тыква наверху остался, я спрыгнул на землю. Бесы кричат: