Был уже второй час ночи, и я смотрела «Рождественские каникулы», посмеиваясь, когда Рэнди Куэйд опорожнял канализационный бак своего фургона в канализационную трубу Чеви Чейза. И тут мой телефон зазвонил.

Тедди…

– Привет, – сказала я, – уже поздно.

– Я тебя разбудил?

– Нет. Я сижу и смотрю дурацкие фильмы. Скучаю по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю, очень сильно.

Наступила короткая пауза, и я поняла, что сегодняшняя беседа не может пройти как все предыдущие – торопливо и нервно, пока ни один из нас не решается заговорить о своих чувствах.

– Боже, Тедди… у меня такое ощущение, словно я все это время пряталась. Мы еще толком не поговорили, и теперь лейбл хочет, чтобы я отправилась в турне. Мне страшно.

– Почему тебе страшно?

– Когда я была с Rapid Confession, мы постоянно гастролировали. У меня не было ни дома, ни какого-то фундамента. Я все время пила… – Я покачала головой и глубоко вздохнула. – Чувствую, что когда покину свой дом, это будет конец для нас. Какие бы отношения нас ни связывали. Снова телефонные звонки. Расстояние больше на несколько сотен километров. Я больше так не могу, Тедди. Просто не могу…

– Я тоже не могу, Кейс, – признался Тео, – черт возьми, я устал жить по телефону.

– Господи, я тоже.

– Хорошо. Тогда, может, откроешь дверь? Я весь мокрый, тут льет как из ведра.

Сердце пропустило удар, я на мгновение оцепенела. Затем мобильный выскользнул из моей руки, я оторвалась от дивана, пересекла гостиную и распахнула входную дверь.

Он стоял там, дождь капал с его кожаной куртки и сверкал в волосах, как алмазная пыль.

– Тедди… – выдохнула я и в следующее мгновение оказалась в его объятиях, а его губы прижались к моим.

Мы не добрались до спальни. Не добрались даже до дивана. У меня едва хватило ума захлопнуть дверь, чтобы не впустить в дом дождь. Слова, которые нам следовало произнести, потерялись в сумятице болезненного желания. Мы упали на колени, срывая одежду и страстно целуясь, а затем рухнули на пол, где одним идеальным движением он скользнул в меня.

– Тедди, – закричала я, когда он быстро довел меня до сладостного предела, а затем заставил рухнуть на пол.

Я крепко держала Тео, пока собственный оргазм сотрясал его тело, согревая меня изнутри.

– Боже, не отпускай меня, Кейс, – попросил он, уткнувшись мне в шею.

– Не отпущу, – пообещала я, – больше никогда.

К десяти часам дождь прекратился. Несколько дней назад мы с Ивонной, Большим И и Олсенами собирались посмотреть парад Креве Бахуса, который начинался на Сент-Чарльз-стрит и проходил через Садовый квартал. Ивонна говорила, что парад – это Большой Папочка, с более чем тридцатью подвижными карнавальными платформами. В это время в Новый Орлеан всегда приезжали знаменитости, чтобы на время стать Дионисом, греческим богом вина.

Я купила золотое платье с черными кисточками и такой же золотой парик длиной до подбородка. Ивонна появилась в джинсах и простой рубашке, но добавила к этому образу маску и боа из розовых перьев. Она была очень рада встретить здесь Тео.

– Думаю, сегодня мне стоит оставить биту дома, – поддразнила она и обняла его.

Грант и Фиби приехали и пристыдили нас своими невероятными костюмами. Брат был почти неузнаваем в образе Битлджуса: в черном костюме с белыми полосками. А длинные рыжие волосы сестры и безупречный грим делали ее идеальной Салли из «Кошмара перед Рождеством».

Тео и Большой И отказались переодеваться и в качестве поддержки давали «пять» и похлопывали друг друга по спине.

– Что, слишком стар для костюмов? – фыркнула я, когда мы с Тео вышли.

– Я слишком занят тем, что пытаюсь держать руки подальше от тебя в этом платье.

– Если я покажу тебе сиськи, ты бросишь мне бусы?[7]

– Остановись, – простонал он, – у меня от тебя кружится голова.

Я рассмеялась и наклонилась к нему, чтобы прошептать на ухо:

– Вечером я надену все бусы, которые сегодня поймаю. И больше ничего.

Мы присоединились к толпе у реки. Я никогда не видела ничего похожего на Марди Гра. Из магазинов лилась музыка, и люди в самых разных костюмах танцевали, пили и глазели на платформы, катящиеся по улице.

В детстве я видела Парад Роз только в округе Ориндж. Там платформы были миленькими и маленькими, покрытыми красивыми цветами. Платформы Марди Гра – это вечеринки на колесах: огромные, замысловатые, пестрящие красками и шумом. Первой шла королевская платформа – гигантский белый пиршественный стол с огромными золотыми монетами. Гроздья пурпурного винограда лежали перед громадным стеклопластиковым Дионисом, поднимающим бокал с вином. Перед ним на возвышении стоял король парада.

– Черт возьми, это же Мэтью Бродерик. Мэтью Бродерик – король парада.

Я взволнованно дернула Тео за руку и закричала:

– Феррис Бюллер, ты мой герой!

Мэтью Бродерик меня не слышал, в отличие от кого-то другого на платформе. На нас с Тедди тут же посыпались разноцветные бусы. Он накинул мне на шею дюжину из них и притянул к себе для влажного поцелуя.

– Наши детки уже совсем взрослые, – театрально вздохнула Ивонна, обнимая Большого И.

Здоровяк смахнул со щеки несуществующую слезу.

– Я так горжусь вами.

– Я умираю от зависти, – Фиби надулась и бросила на брата злобный взгляд. – И почему я общаюсь только с тобой?

– Хороший вопрос, – ответил Грант.

Я улыбнулась прямо в губы Тедди, купаясь в лучах счастья. Какое облегчение, что друзья смотрят на нас только с радостью и любовью.

Парад продолжался до самого вечера. Я толкнула Тедди под руку, когда огромный ярко-зеленый аллигатор пробирался по улице. Тысячи нитей ярко раскрашенных бус падали из открытой пасти, и его свита – две дюжины людей в синем и серебряном – бросали бусины и пластиковые монеты в ликующих зрителей. Другая платформа под названием «Вакханалия» напоминала Моби Дика, если бы его похитили дрэг-квины. Гигантский кит был раскрашен так, что казалось, опутан разноцветными водорослями, а люди на нем бросали бусины из-под окружавших его синих волн.

Ночь наступила быстро. Большой И подвез Ивонну домой, а Грант и Фиби уехали веселиться дальше с другими друзьями. Мы с Тео смотрели, пока не проплыла последняя платформа, а потом бродили по району Гарден мимо гуляк в гриме сахарных черепов, играющих на саксофонах и аккордеонах уличных музыкантов, компаний, закутанных в бусы и держащих в руках плещущиеся напитки. Город пьянил, его улицы пульсировали и дышали. Даже тени танцевали этой ночью.