— Я был бригадиром и начальником, а босс решил отправить меня куда-то монтажником.

Правда, быстро успокоился.

— Я решил, что это даже хорошо. Подумал: «Ну и шлите меня в другой город, а я в свободное от работы время буду кого-нибудь себе подыскивать и преследовать».

Именно этим он и занимался. Как-то вечером в Бельвиле он, как обычно, разъезжал по улицам, высматривая женщин, которых ему хотелось бы задушить или удавить, и увидел в окне одного из домов молодую мать, игравшую с детьми. «Вот это просто то, что нужно», — сказал он про себя. Затем поехал в городской боулинг, оставил на парковке джип и направился к этому дому пешком. Зима в разгаре, вечер был морозным.

«Отвезу куда-нибудь в лес. Может, поищут какое-то время. И вообще будет похоже на пропажу без вести».

Но ясное дело, когда он пришел к дому, в нем было пусто. Не повезло так не повезло. Он походил перед ним, притопывая ногами, чтобы согреться. Через некоторое время подумал, что ничто не мешает залезть внутрь и подождать. Однако, просидев там два часа, решил, что никто не придет, и отправился обратно в боулинг, прихватив кое-что из бижутерии и пару красных трусиков-бикини.

В июле 1988 года грянул гром — Рейдера уволили из ADT. Он всегда утверждал, что его сократили. «Это было типа неофициальное сокращение. Мне написали любезное письмо, все такое. Сам я был ни при чем, чисто политика компании». Однако Ландвер рассказывал мне, что, по словам источника, работавшего в этой компании, Рейдера считали слишком неуравновешенным и конфликтным, поэтому и уволили.

Как бы там ни было на самом деле, Рейдер очень быстро нашел работу, идеально соответствующую его характеру. В 1989 году Деннис стал руководителем группы в Бюро переписи населения. У него снова была должность, дававшая бесценное чувство власти над мелкой сошкой, которая обязана обходить с опросными листами местное население. Сначала отвечал только за Уичито и его окрестности, но к 1990 году проявил себя настолько хорошо, что его повысили до инспектора штата. Сидеть в кабинете и раздавать команды было замечательно, но все же не так классно, как разъезжать из города в город и ощущать себя вольной птицей.

По пути он думал о том, что сделает с телом женщины после того, как убьет ее.

Так же как и в период работы в ADT, Рейдер быстро нашел способ совмещать две любимые роли: начальника и маньяка. Один вид карты Канзаса вызывал у него довольную улыбку. Топика, Конкордия, Хейс, Салина — столько «проектов» во всех этих городах.

В дневнике он пишет, что однажды выслеживал женщину в Хейсе и в итоге решил убить ее. Он присвоил ей кодовое имя «Проект Прерия». Как-то днем он вырыл для нее могилу в окрестностях городка и, как в Бельвиле, залез в дом и принялся ждать ее прихода, сидя в кресле. Но она так и не явилась.

Тогда он забрал ее оставленную дома сумочку и уехал в ночь. По дороге отобрал несколько мелочей на память — водительские права и карточку социального страхования — и выбросил остальное из окна машины.

16

Электронный будильник на прикроватной тумбочке показывал 3:47. Уже девять часов подряд я изучал жизнеописание Рейдера, составленное им самим.

Я встал и походил по номеру, надеясь освежить голову, полностью освободить ее хоть на пару минут. Я подошел к кровати, открыл портфель и выудил из него фото, сделанное восемь лет назад в день свадьбы старшей дочери. Пока держал его в руке, нахлынули воспоминания. Незадолго до этого я едва не умер от легочной эмболии и потери крови, случившихся после того, как какой-то врач продырявил мое легкое, пытаясь поставить капельницу. Поэтому в тот день оставалось лишь сидеть в кресле-каталке и смотреть, как мой десятилетний сын ведет вместо меня к алтарю мою дочурку.

Я посмотрел на свое изможденное лицо на фотографии, а потом рассмотрел родных. Держались они мужественно, но читалась неуверенность — действительно, никто не знал, доживу ли я до следующей недели. «Человеческая жизнь — хрупкая штука», — подумал я. Недоглядишь, и она может оборваться в мгновение ока.

После этого уже не хотелось смотреть на снимок. Я положил его обратно в портфель, сел за письменный стол и продолжил читать сочинения чудовища, обманом заставившего всех считать его человеком.

К июлю 1988 года кайф, полученный от убийства Викки Вегерле, давно выветрился, и ВТК чувствовал себя как никогда жалким и никчемным. Стремление лишить жизни очередную жертву бушевало в нем неистово, будто проглотил анаконду. Однажды он схватил ручку и как всегда коряво написал об этом: «Теперь те желания во мне так могучи.

Нету у меня преставления, что их сдерживает. Может это быть моя мораль как мужа, отца, надежного друга, или та сторона, которая не-хочу-чтоб-меня-изловили?»

Тут я сразу же вспомнил о Деннисе Рейдере — о том, как он обрывал жизни людей одну за другой, пока количество не достигло десяти.

Этот вопрос Рейдеру точно стоило себе задать. Но, как и со всеми другими важными вопросами, поставленными перед ним жизнью, он не увидел смысла дождаться ответа или хотя бы продолжить его поиски. Человеку без совести бывает вполне достаточно просто спросить себя о чем-то подобном, чтобы почувствовать комфорт. По-видимому, в случае Денниса это даже подготовило почву для следующего абзаца в дневнике, где он пустился в пространные откровения о том, что хочет сделать с некой белокурой девочкой, которую увидел утром того же дня в бассейне, куда приехал со своими детьми. Он пишет, что не сводил с нее глаз. Незнакомка ела конфетку, и вид загорелого тела заставил Рейдера предаться безумным фантазиям о «невинном ребенке».

Деннис считал себя простым человеком без претензий. Конкретно в тот день он хотел от жизни одного — остаться наедине с этой девочкой и «побаловать свой штырь». Он пишет, что сердце бешено забилось при одной мысли о том, что можно сделать с ее «нежным тельцем». Однако, как только начал продумывать порочный план, им, по его собственному утверждению, овладело чувство стыда. Деннис призывал себя к необходимости быть осмотрительнее, помнить, что из-за таких желаний можно лишиться всего, что есть в жизни. Разоблачение его тайн стало бы страшным ударом для всех в окружении. «Эти секреты должны храниться вечно», — заключает он. И в то же время, в следующем абзаце, та белокурая девочка уже рыдает от боли