– Пойдем вброд, – приказал командир отряда. Разделись, свернули одежду и снаряжение и шагнули в ледяную стремительную воду. Кому по грудь, кому – по шею, а Вадиму при его росте – с головой, и на середине реки он скрылся под водой вместе со снаряжением, то есть и одеждой, и рацией. Николай вовремя подхватил и резко рванул за собой. Спас, но смеялся:

– А еще волжанин, чуть водой не захлебнулся.

Необходимость в связи постоянная. Дядя Володя, опытный чекист, не вводил молоденького радиста в подробности оперативной деятельности, однако и сути не скрывал, предоставив Вадиму самому шифровать сообщения Центру, дешифровать ответы и распоряжения. Конечно, Вадим видел, как встречался дядя Володя с людьми, приходившими ненадолго в расположение отряда, или сам шел на явку. А вот тексты радиограмм дядя Володя писал всегда только сам. После зашифровки Вадим возвращал текст, который тут же сворачивался в трубочку и на глазах радиста сжигался. Если в чем-то опытный чекист мог сделать скидку на возраст Вадима, то в конспирации и обеспечении связи был максимально строг.

Зашифровав текст радиограммы, Вадим уходил, выбирая для передачи подходящее место, устанавливал свою «Белку» и приступал к вызову корреспондента. Если передача велась под носом у немцев, дорога каждая секунда. Случалось, что только свяжется со своим корреспондентом, начнет передавать текст, вдруг появляются вражеские пеленгаторы. Немцы быстро обстреливали запеленгованный участок, а затем высылали туда специально подготовленные команды.

Другой трудностью являлась проблема радиопитания. Как только батареи «садились», снижалась мощность передатчика. Плохо слышавший корреспондент просил повторить те или иные радиограммы, сеанс затягивался. А Вадим вместе со старшим радистом и другом Николаем Кепановым включали «крутилку» – заменявший батареи портативный движок, вращавшийся вручную и издававший нудное жужжание.

Затем была бригада Морозова, в составе которой он прошел всю Польшу

Мы с ним сдружились. Встречаясь, делились новостями культурной жизни города и области, но и личной жизни тоже. После войны, как мне кажется, долгое время боевой разведчик не мог найти себя в мирной жизни. Какое-то время работал начальником транспортного цеха комбината «Красный Перекоп». А какое снабжение без «пузыря»?! Там-то и научился «пить-рулить». Вовремя вырвался. «Еле ноги унес», по собственному его признанию.

Затем попал в школу рабочей молодежи, но все время работы там чувствовал случайность свою на учительском поприще. Нашел себя в литературе. Из-под его пера вышли две повести «Особое задание» и «Впереди фронтов». Ныне, вспоминая маленького Большого человека, я думаю, что разведчиками не становятся, ими рождаются.

Свой адрес

Накануне нового 1959 года наконец-то были сданы первые три дома из пяти. Объем квартир определили заранее, исходя из количества членов семьи. На нас двоих полагалась однокомнатная. Этажи и подъезды делили по жребию, которую проводил сам директор Могутнов. Нас собрали в одной из квартир первого подъезда. В каракулевую шапку директора сложили бумажки с номерами квартир. Вначале тащили обладатели трехкомнатных, потом – двухкомнатных и последними – однокомнатных квартир. Моя рука оказалась удачливой – второй этаж! Могутнов подмигнул: молодец, мол. Все-таки запомнил юного нахала.

Потом – радостные хлопоты, связанные с получением ордера и прописки. И, наконец, со всеми пожитками, уместившимися в паре чемоданов, отправились мы, взяв у соседей санки, в свою (!) квартиру. Короткое словосочетание «своя квартира» я склонял по всем падежам с неутолимой страстью и неописуемой радостью. От самого рождения и до восемнадцати лет без своего жилья, без своей крыши над головой, без своего очага и в полном подчинении у хозяев съёмного угла – это же прожить и прочувствовать надо, чтобы понять. Не дай бог такой судьбы никому! Сейчас, когда с такой необъяснимой жестокостью руками самих украинцев происходит уничтожение юго-востока Украины, с ужасом смотрю репортажи, в которых старики стоят у разрушенных своих домов и расстрелянных артиллерией квартир, и слезы подступают. Свой домашний адрес очень многое значит …

Вместе с вещичками взяли с собой котеночка. По неписаной традиции он первым переступил порог, вошел робко и, крадучись, последовал на кухню. Столь же робко вошли и мы с матерью. Поставили в центре комнаты чемоданы, сели на них и замерли в благоговейной тишине. Такую радость еще пережить надо. Я вновь и вновь осматривал своё жилье. Прихожая метр на метр. Напротив входной двери перегородка, которую во всех квартирах стали использовать под вешалку.

Удобно, но… Уже когда стали приобретать мебель, столкнулись с проблемой: как занести её. Диван, скажем, ставили «на попа» и в развернутом полусогнутом виде кое-как еще втискивали. А вот мебель, более объемную, вроде трехстворчатого платяного шкафа, приходилось хозяевам разбирать у подъезда и заносить по частям.

Слева – туалет. В полметра максимум. Но именно он доставлял мне наибольшее удовлетворение. Ведь это сколько же времени на корточках удобрял я чертолаповские угодья? Больше десяти лет! И без элементарного даже закутка с «очком». Просто садишься в дальнем углу огорода и делаешь свое дело со скоростью, зависящей от времени года и температуры. Летом можно и не поспешать, зимой – скорей бы домой в постель под одеяло забраться. Может, потому еще столь приятны были сердцу моему воспоминания деревенские. Там сортира как такового никогда не было. Минуя сени, бежишь во двор, там забираешься на перекладину, отделяющую общий двор от закутка для скотины. И сиди себе на здоровье: тепло, темно и духовито. А тут еще корова от природной ласковости своей лизнет тебя в зад шершавым теплым языком. Главное – не свалиться от неожиданности. Тут достаточно открыть дверь, и на выложенном керамической плиточкой полу стоит сверкающий белизной унитаз с деревянным отполированным кольцом поверху не только красоты, но удобства ради. Да еще голубенький бачок, от него на цепочке сверкающая эмалью керамическая ручка, так и призывающая потянуть вниз, чтобы побежала, забулькала вода. В общем, у кого ода огороду, у меня – туалету, потому как намучился.

Далее слева же еще одна дверь и широкий проем, ведущий в большую 18-метровую комнату. Кухня, два метра в длину и полтора в ширину, с огромной двухкомфорочной плитой, занимавшей все пространство по капитальной стене, за исключением умывальника. У стены противоположной мы смогли поставить лишь узенький столик и два стула по краям. Газовые плиты монтировали где-то через год, и двухкомфорочных монстров выбрасывали через окна, потому что через дверь вынести их уже не представлялось возможным.

Но это полбеды. Осознание беды пришло с первыми похоронами. Тогда гроб с бабушкой из аналогичной однокомнатной квартиры на третьем этаже решили спустить на веревках. И почти спустили. Но то ли длины веревок не хватило, то ли сил удержать