— Неплохо, неплохо, — уверенно кивает Лиззи.

Я смотрю на нее с тревожным недоверием.

— К черту Алистера!

— К черту! — соглашаюсь я.

— Флер! — восклицаю я, когда та, слегка покачиваясь, усаживается рядом с нами. — Как тебе девичник? Нравится?

— Да, все отлично. А как вам? — спрашивает она.

— Лучше не бывает!

— Вы с Джеймсом завтра работаете?

— Т-с-с… — рассеянно произношу я. — Не говори об этом, а то он не позволит мне поехать.

Я озираюсь по сторонам; перед глазами все плывет и мне начинает казаться, что пора обзаводиться очками. Я ставлю в уме галочку, что нужно обратиться к окулисту.

— А где Тереза?

— Кто-то позвонил ей, и она ушла. Очевидно, какой-нибудь страстный любовник!

— Какой-нибудь мальчик-хорист, напившийся церковного вина.

— Надо немного оживить вечеринку, а то люди начинают расходиться.

Я бросаю беглый взгляд на толпящихся вокруг девушек. Должна согласиться, что вечеринка затухает.

— Я знаю одну игру! — с энтузиазмом говорю я…

— Холли, что, черт возьми, происходит? — зло произносит Джеймс.

Я открываю один глаз. Я просто прикрыла их на минуту, чтобы отдохнуть. Глаза слепит яркий свет. Сейчас Национальная медицинская служба переживает не лучшие дни. Я обязательно напишу жалобу правительству, как только меня выпустят отсюда.

— Джеймс! — с радостью говорю я, косясь на него одним глазом. — Что ты здесь делаешь? Ты тоже поранил палец ноги?

— Нет, не поранил. Я здесь потому, что мне позвонила Флер и сказала, что она придет домой позже, чем рассчитывала, потому что тебя нужно отвезти в больницу, — зло говорит он.

Я пристально смотрю на него: его короткие волосы взъерошены, а одевался он, судя по всему, второпях. Видимо, детективу не понравилось то, что его вытащили из постели.

Я хмурю брови:

— Ты злишься?

— Я не злюсь.

— Похоже, что злишься.

— Я не злюсь, я в ярости.

Пристальный взгляд его зеленых глаз буквально пригвоздил меня к подушке. Похмелье начинает проходить, и теперь я знаю, что чувствует человек, столкнувшийся с разъяренным Годзиллой. Интересно, обладает ли алкоголь галлюциногенным эффектом? Я закрываю глаза, отчаянно надеясь на то, что Джеймс — это всего лишь видение, плод моего богатого воображения. Через секунду я приоткрываю глаз, чтобы проверить, не исчезло ли видение. Не исчезло.

Желая сменить тему, я говорю:

— Джеймс, это моя лучшая подруга Лиззи.

Очень трудно знакомить людей, лежа на больничной каталке, не говоря уже о сложности говорить развернутыми предложениями, подбирая нужные глаголы и существительные.

С минуту Джеймс пытается справиться со своим гневом и затем пожимает Лиззи руку.

— Здравствуй, Лиззи. Как дела? — бормочет он.

— Рада познакомиться с тобой, Джеймс, — устало говорит Лиззи (ночь выдалась трудная). — Я хочу принести чай, будешь?

— Это было бы замечательно.

Лиззи уходит за чаем, а Джеймс продолжает сверлить меня своим злым взглядом.

— Ты в курсе, что нам нужно ехать на обыск, — он смотрит на часы, — примерно через три часа?

Его лицо то расплывается, то вновь обретает форму. Я быстро моргаю, стараясь избавиться от тумана, окутавшего мою голову.

— Пусть только снимут эту бутылку, и я буду готова ехать!

— Ты не едешь! — орет он.

— Тогда почему ты здесь? — спрашиваю я и хмурюсь, не понимая очевидного.

— Потому что моя невеста, — он указывает на Флер, которая спит, лежа на трех составленных стульях, — не сказала мне по телефону, что с тобой произошло, она повесила трубку. Я подумал, что вы попали в автомобильную аварию.

— Ох!

Я отворачиваю голову от стыда. Жаль, что я не получила по-настоящему серьезную травму и речь идет лишь о паре царапин, полученных в ходе пьяной игры.

— Так что случилось? — спрашивает он, указывая на свисающую с пальца моей ноги бутылку из-под вина.

— Дело в том, что мы затеяли игру. Каждый должен был показать фокус, или сочинить стихотворение, или хотя бы…

Я бросаю взгляд на его искаженное гневом лицо.

— Ну да, это неважно. Я затеяла игру.

Я пытаюсь разглядеть в его лице понимание и симпатию, но ничего подобного оно не выражает.

— Я решила проделать трюк с бутылкой, как раньше делали мои братья. Это всегда было впечатляющим зрелищем.

С чувством отчаяния я смотрю на свою распухшую ногу:

— Проблема в том, что они, кажется, делали этот трюк, используя пластиковую бутылку. Надо было позвонить кому-нибудь из них и узнать!

Рассказав ему про все, случившееся сегодня ночью, я останавливаюсь от охватившего меня волнения.

— Так ты решила проделать фокус с бутылкой… — он смотрит на мою ногу. — «Мерло»?

— Ну, сначала мы эту бутылку выпили, — с жаром заявляю я.

— Это понятно, — сухо отвечает он.

— Все дело в том, что чем больше мы старались снять бутылку, тем больше палец распухал. Он застрял, — объясняю я.

— Я вижу, что он застрял, — раздраженно говорит Джеймс. — Ладно, надеюсь, ты извинишь меня, но я пойду посплю еще пару часов и затем поеду на работу.

— Ты не можешь уехать без меня!

— Холли, — говорит он угрожающе тихим голосом, хотя я предпочла бы услышать его душераздирающий крик. — Даже если бы я захотел взять тебя с собой — а я уверяю, что не хочу этого, — как, черт возьми, я смог бы доставить тебя к месту работы с бутылкой на пальце?

— Но Джеймс! Я должна поехать с тобой!

— С этой штуковиной на пальце ты со мной не поедешь.

— Джо уволит меня, если я не поеду!

— Уволит — значит уволит. С тех пор как ты четыре недели назад подписала этот договор, неприятности преследуют меня на каждом шагу, где бы я ни был. Ты стихийное бедствие, горе и чума.

— Но разве все это не забавно? — слабым голосом оправдываюсь я.

— Забавно? Забавно? Если ты думаешь, что…

Моя нижняя губа начинает дрожать, и мне кажется, что чем больше я стараюсь унять эту дрожь, тем сильнее она становится. Глаза наполняются слезами. Обычно я не поддаюсь эмоциональным взрывам — эта минутная слабость вызвана большим количеством спиртного, выпитого этой ночью. Почему он всегда бросает в мой адрес колкие замечания? Не думаю, что ему понравятся мои всхлипывания в три часа ночи. С минуту он смотрит в пол, а затем говорит уже более мягким голосом: