улице Пита Хайна, в состоятельной еврейской семье. Мать его звали Генриеттой Сандерс, отца – Луи де Виндом. Эдди был их единственным ребенком. Родители Эдди владели сетью процветающих посудных магазинов. Этот бизнес требовал их постоянного участия, и поэтому они были очень занятыми людьми, а Эдди часто оставался на попечении няни. Воспитывали его не слишком строго. Родители Эдди не были религиозны и не слишком заботились о соблюдении всех правил иудаизма. Можно сказать, что детство Эдди было безоблачным, а перспективы – многообещающими: он родился в обеспеченной, успешно ассимилировавшейся в голландское общество еврейской семье среднего класса.

Но когда Эдди было всего 3 года, его отец Луи умер от опухоли мозга. И примерно тогда же с самим Эдди случилось очень большое несчастье. Неизвестно, как это вышло, но маленький Эдди ухитрился стащить со стола чайник с кипящей водой. Он страшно ошпарился и целых шесть месяцев пролежал в больнице. Даже через полгода, когда его выписали из больницы, у Эдди на лице и на груди все еще оставались шрамы.

Прошло несколько лет, и мама Эдди снова вышла замуж. Но у ее нового мужа Луи ван дер Стама оказалось больное сердце, и в 1936 году он умер от разрыва сердца. Эдди в ту пору было уже 20 лет, он изучал медицину в Лейденском университете. А через некоторое время, когда Генриетта еще раз вышла замуж, ее очередного мужа по странному совпадению снова звали Луи – Луи Зодей. Его сильно раздражал Эдди, который немедленно прозвал отчима Луи Третьим. От предыдущего брака у Луи Зодея был двенадцатилетний сын Роберт Жак, который, конечно, тоже переехал к ним.

Эдди был способным и умным мальчиком, и несчастья, пережитые им в раннем возрасте, не сказались на его характере. Он интересовался всем, что происходило в мире, имел множество друзей и популярность в своем кругу. По вечерам регулярно встречался с друзьями, чтобы обсудить происходящее в мире. Ницше, Фрейд, Маркс и коммунизм были любимыми темами его разговоров. Из-за своего круглого лица он получил прозвище «Яйцо».

После окончания средней школы Эдди поступил в Лейденский университет, где начал изучать медицину. Возможно, на выбор профессии как-то повлияли детские годы, когда он долго лежал в больнице, но сам он утверждал, что всегда хотел стать врачом, поскольку, будучи ребенком, страдал от астмы, и ему нравилось, как мама лечила его. Эдди хорошо учился и наслаждался жизнью. Он встречался с девушкой-христианкой, по вечерам регулярно выступал с джаз-бэндом Rhythm Rascals, в котором играл на кларнете. А в свободные дни любил ходить под парусом на своей небольшой яхте.

Родители Эдди были выходцами из больших еврейских семей. Некоторые из членов семьи по хорошей еврейской традиции занимались ювелирным делом, особенно бриллиантами, другие – обычной торговлей и принадлежали к среднему классу. Учеба в университетах в те времена для людей этого сословия было еще делом непривычным, поэтому родные гордились высшим образованием Эдди.

Хотя угроза нацизма все сильнее ощущалась в Европе с начала 1930-х годов, Эдди ни о чем не задумывался. Жизнь его была веселой и яркой. Так что вторжение германской армии и оккупация Нидерландов, должно быть, глубоко потрясли его.

У Эдди с мамой всегда были особенно близкие отношения – видимо, из-за того, что он рано потерял отца и сам долго болел. Особенно ярко это проявилось именно во время войны, в 1942 году.

Еще в начале 1941 года оккупанты стали заставлять голландские университеты выгонять с работы профессоров-евреев и исключать из университетов еврейских студентов. Но Эдди удалось с помощью своих профессоров пройти курс ускоренным темпом и досрочно сдать все экзамены. Таким образом он оказался последним из еврейских студентов, успевшим получить диплом доктора в Лейденском университете.

Затем Эдди переехал в Амстердам, потому что хотел стать психоаналитиком и собирался получить там специальное образование. Но так как учиться в университете евреям было запрещено, ему пришлось брать частные уроки у своего профессора на дому. Эдди жил на Nieuwe Herengracht [136], красивом, тихом канале неподалеку от еврейского квартала. Здесь, на каналах и узких улочках северной части центра Амстердама, до Второй мировой войны проживало большинство из 80 000 амстердамских евреев.

Оккупационные власти постепенно, шаг за шагом отнимали у еврейской общины все обычные человеческие права. Эдди это беспокоило: он был убежден, что немцы в конце концов воплотят в жизнь теории, которые Гитлер выдвинул задолго до того времени, еще в своей книге «Майн Кампф».

Тем не менее, когда его арестовали в первый раз, он был страшно удивлен.

22 и 23 февраля 1941 года немцы арестовали в Амстердаме 427 молодых мужчин – евреев. Эдди оказался одним из них. Облава, первая за всю войну, проводилась в отместку за убийство активиста NSB Хендрика Коота [137], который способствовал укреплению нацистского режима в Голландии и проводил операции как против евреев, так и против неевреев-участников голландского Сопротивления.

Эдди рассказал об этом в 1981 году, в статье, напечатанной в газете NRC Handelsblad:

«Я шел пешком по одной из улиц еврейского квартала, когда меня остановил немецкий солдат и спросил: «Bist du Jude?»[138]

Почему я ответил: «Да»? Ведь я мог сказать: «Mensch, du bist verrückt! Ich – ein Jude?» [139] Ведь тогда мне удалось бы сохранить жизнь. Теперь же я понимал, что из-за собственной глупости наверняка потеряю свободу и поставлю под серьезную угрозу свою жизнь».

Вместе с другими мужчинами Эдди отвели на площадь между двумя синагогами – теперь она называется площадью Йонаса Даниэля Мейера. Там им пришлось несколько часов просидеть на корточках, при этом их били немецкие солдаты. В конце концов пришли грузовики, и их перевезли в концентрационный лагерь Схоорл. Когда они туда прибыли, картина повторилась, их снова избили, на этот раз сильнее, прикладами, когда гнали бегом сквозь сдвоенный строй солдат.

Хуже побоев для Эдди был страх: как и другие мужчины, он не знал, что с ними будет дальше.

Все четыреста двадцать семь человек были осмотрены врачами, и тех, кого признали больным, не стали отправлять дальше. Пока шел осмотр, Эдди понял, что у него есть шанс – ведь он и сам был врачом! Как и позже в Освенциме, ему помогло то, что он знал симптомы туберкулеза и благодаря своей астме смог имитировать симптомы этой заразной болезни. Вместе с двенадцатью другими парнями, которых также признали «слишком больными» для отправки в отдаленный лагерь, его освободили.

Когда их выпустили на волю, Эдди, испугавшись, что его подстрелят на бегу, побежал от ворот