– Понятно.

– Такие тут дела творятся…

– Я в курсе. Почти, можно сказать, в курсе… А что и как случилось?

– А никто не знает. Нас не очень-то в известность ставят. Тут сейчас еще один товарищ Шурика бегает, выясняет. Может, выяснит. А так… Лежал в морге, в холодильнике. А утром нет его… Санитара, говорят, чем-то по голове огрели, а Шурика украли.

– А вы родственник?

– Нет. Одноклассник.

– Милиция-то хоть здесь была?

– Звонили только. Из ФСБ один приезжал. Полковник. Это они его в психушку и спровадили, там и умер. А сейчас бегают… Сволота…

– А что за полковник?

– Он представился, я фамилию не запомнил. Глаза только запоминаются. Мутные такие, тяжелые. Очки, как увеличительные стекла.

– Лисовский?

– Вот-вот…

«Неосторожно! – подумал Игорь. – А что, если этот одноклассник тоже из ФСБ… Откуда гость может знать Лисовского? Сразу вопросы, сразу напрашивается связь с Вьетнамом, связь с Согриным. Лучше бы просто сослуживец, по Афгану или по Чечне… Чтобы это с Лисовским не было связано. А так сразу понятно, что Сохно и я в одной упряжке…»

Микрофон затрещал. Очевидно, Сохно приклеил его куда-то.

– А где Леса?

– Кошка? Там, в комнате… Вы бывали уже здесь?

– Нет. Я Лесу собственноручно в чеченском лесу подобрал. А Шурик ее уже сюда привез. Мне просто некуда было ее деть, поскольку человек я без определенного места жительства.

– Вы в Чечне вместе воевали?

– И в Чечне тоже…

Скрип стула. Очень сильный. Очевидно, к этому стулу Толик и прикрепил «жучок».

– Здравствуйте…

Голос Татьяны Павловны. Очень слабый.

– Здравствуйте, Татьяна Павловна. Я сослуживец Шурика. Сохно. Толик Сохно…

– Я слышала про вас… И на фотографии видела. Вы там вместе с Шуриком из ведра умываетесь.

– Да, была такая фотография. На берегу мы там. Вдвоем. Фотографию я видел, только у меня самого такой нет. Альбомом не обзавелся.

– А у нас вот тут…

– Я знаю. Примите соболезнования, Татьяна Павловна. От имени всех товарищей Шурика.

– Тут не только в соболезновании дело. Служил он, служил, а его потом в сумасшедший дом. Сами его куда-то отправили, почти полгода последних он в отъезде был, а как вернулся, так его и туда. А теперь еще и похоронить по-человечески не дают.

Татьяна Павловна всхлипнула и, должно быть, перед последними словами закрыла рот платком – слова плохо доходили.

Опять скрип стула. Толик, похоже, или сам сел, или Татьяну Павловну усадил. Такой скрип и прослушать все до конца не даст.

– Успокойтесь, Татьяна Павловна, успокойтесь…

Тихие всхлипывания…

– Я обещаю вам, что мы во всем разберемся.

– Тут и Игорь Алексеевич приехал… Вы же его знаете…

– Да-да…

– Вот… Звонил утром… Обещал скоро появиться, только что-то нет его пока…

– Не беспокойтесь, если уж и командир тут, мы обязательно разберемся с этим делом.

– Вы его самого-то не видели?

– Нет, пока не видел. Если придет без меня, вы уж скажите ему, что я тоже приехал.

«Молодец, – подумал Игорь. – Не попался. Кто даст гарантию, что ребята из Конторы тоже не установили там свои „жучки“. Не видел он меня, и баста».

Он посмотрел на конторскую машину, что не отъезжала от подъезда, и заметил торчащую из окна антенну. Точно такую же, как он сам выставил. Слушают, сволочи! И, скорее всего, записывают. А возможно, это и связь с руководством, с самой Конторой. Тогда – дело хуже, можно ждать осложнения ситуации – подкрепление вызовут. Это в том случае, что связь у них с самим Лисовским. Лисовский ни за что не захочет Толика так просто отпустить.

Всхлипывания, редкие и с трудом сдавливаемые, продолжались.

– Татьяна Павловна, успокойтесь… Я понимаю, что это трудно, но вы о себе подумайте… Сердце тоже не железное…

– Да-да, я уже… Я уже… Горько только очень…

– А вот и Леса вышла. Татьяна Павловна, это ведь я ее в лесу подобрал.

– Я знаю, Толя. Простите, что я так, без отчества. Я знаю. Шура мне рассказывал. Когда его в заложники взяли и вы его выручили.

И опять всхлипывания…

– Татьяна Павловна, – голос одноклассника, – вы бы полежали еще, отдохнули…

– Да-да, Витя, я пока…

Заскрипел стул и помешал расслышать последнее слово. Значит, это ее Сохно на стул с «жучком» усаживал. Неужели лучше места не нашел?

– Извините, Толя, я правда очень плохо себя чувствую. Вы посидите тут, а я прилягу…

– Конечно, конечно… Я попозже еще зайду. Может, с командиром увижусь. Вы отдыхайте, а я пока попробую кое-что разузнать. Отдыхайте…

Обстановку у дома Игорь контролировал так же внимательно, как слушал сам разговор. И сразу отметил, что к подъезду подъехала еще одна машина. Три человека. Через опущенные стекла обменялись фразами с сидящими в первой. Значит, первые двое сообщили в Контору и теперь они подготовились к серьезной встрече с Сохно. Ребята в цивильной одежде, но наверняка вооружены. И, скорее всего, не первые встречные – обучены. Жалко, что издали трудно разобрать возраст. Если судить по фигурам, в группе захвата парни должны бы быть помоложе. Хотя что возраст решает. Кто подумает, на что способен сам Согрин в его почти полста лет. Возможно, попытаются задержать.

Так-так… Еще один человек. Шестой. На скамейку плюхнулся. Или этот не с ними? На бомжа похож. Лицо даже издали чернотой отдает. В камуфляжном костюме, которых, впрочем, в быту полно и у людей невоенных. Свободно продаются… Сам в плечах себя шире, как ископаемый пещерный медведь. Сколько бомжей в округе. Вчера, сегодня… В Конторе вроде бороды носить не принято. Если только это не вызванная необходимостью маскировка, то этот, скорее всего, посторонний. И сумочка у него типичная бомжовская. С такими бутылки по помойкам собирают. Если правда посторонний, сейчас увидит комедию, о которой будет потом долго по всем подвалам рассказывать…

…– До свидания… – голос Сохно из микрофона.

– До свидания… – голос одноклассника.

Шелчок замка. Жалко, что связь односторонняя. Надо было обзавестись вторым сотовым телефоном. Предупредить бы Толика…

– Как, командир, слышал?…

И почти одновременно скрип стула. Одноклассник, вероятно, уселся прямо на «жучок», ладно хоть Сохно говорит громко. Так, теперь следует точно рассчитать время. Поднимался капитан быстро. Спускаться будет, скорее всего, дольше. Когда человек поднимается через три ступеньки – это никого не удивит. А если так же спускается – подумают, что убегает.