— Ах, ну да! — сказал дедушка Воронов. — О чем я, стало быть? Ну да. — На его мутное лицо, подернутое сетью морщин, словно накинули частый невод. — Правильно. Ладно… пошел я отсюдова досыпать. А если проснусь, Сережка, и увижу всю эту кодлу… я вам такое… такое… такое…

Дедушка зевнул, как старый гиппопотам, и провалился в темную клоаку своей спальни.

Юджин поднялся с дивана и, заткнув нос пальцами неповрежденной руки, выговорил:

— Пойдем, мужики-и… я, чувствуется, долго после этого… э… э…

— А как же документы оформлять? — не в силах отказать себе в сарказме, ядовито спросил Сережа. — Или дашь мне время раздобыть деньги на долг… а, Юджин?

Юджин, не оглядываясь и ничего не отвечая, прошел в прихожую. За ним двинулась скорбная процессия, которая еще недавно представляла собой мини-орду из четырех боеспособных бритоголовых единиц.

У стены поднимался с пола Алик.

Юджин заглянул в комнату через минуту. Истекшая эта минута была наполнена глухой матерщиной, жалобами, шорохом и упругим пульсом безжалостно истязаемой тишины в барабанных перепонках.

Юджин придерживался рукой за косяк.

— Найдете деньги… позвоните в казино, — с трудом выговорил он. — Сроку вам неделя.

За визитерами из казино «Айвенго» хлопнула дверь. Алик взглянул на часы и сказал:

— Двенадцать часов дня. А я спать хочу жутко.

Воронов втянул воздух ноздрями и страдальчески сморщился:

— Я тоже. Но тут я спать не буду. Я лучше в газовой камере перекантуюсь. Устроил дедушка биологическую атаку.

— Да если бы не он…

— Ладно, — перебил Алика Сережа, — я знаю один хороший скверик… помнишь, мы еще там ночевали… нажрались, когда нас исключили из института, помнишь, нет?

— А то, — мрачно отозвался Алик.

— Ну что же вы хотите сказать, Светлана Андреевна? — проговорила я. — Как видите, интерес к вам овеществился. Он стал интересом и к моей скромной персоне. Вероятно, вы что-то от нас скрываете. Я так полагаю, что вы, вероятно, высветили не все стороны этого дела.

И если вы не расскажете все как есть, то, боюсь, мы будем лишены возможности помочь вам.

Она отвернулась и, встав из кресла, размашисто заходила по квартире.

— Поймите, — мягко втолковывала я, — если вы нам не поможете, мы не поможем вам. Светлана Андреевна, если вы предпочитаете молчать, то мы поступим вот как. Мы не прокуратура, допрашивать вас не собираемся. Мы не будем влезать вам в душу — не хотите говорить, да ради бога! И деньги, выданные вами в счет аванса, мы можем вернуть. Кстати, деньги у меня с собой. Если хотите — верну. Даже не буду удерживать морального ущерба после нападения некоего Виктора Заварзина. Знаком вам такой субъект?

При этом имени Светлана Андреевна переменилась в лице. В ее глазах сверкнула ненависть.

— Понятно, — сказала она, отворачиваясь, — быстро же вы на него вышли. Быстро. Я думала, у меня есть еще время.

— Вы так говорите, как будто мы по разные стороны баррикад. А, Светлана Андреевна? А что касается этого вашего Зава…

— Не моего!! — перебила меня Светлана Андреевна. — Не моего!

— Ну хорошо. Чужого Заварзина. Что касается этого Заварзина, то он чрезвычайно любезный молодой человек. Даже очень деликатный. Есть, конечно, некоторые нюансы, — я многозначительно потерла ободранное запястье, то самое, за которое приковали меня к батарее, — но в целом положительный молодой человек. В общем, кто он и с какого боку к вам причастен?

Она молчала. Потом щелкнула пальцами и произнесла:

— Ну хорошо. Я расскажу. Честно говоря, я сама толком не знаю. Это, верно, из-за сына. Да… этот Заварзин его знакомый, что ли. Он Сережу ищет.

— Стоп! — воскликнула я. — Сына? Какого сына? Вы же говорили, что у вас нет детей.

— И я долго так считала…

— Позвольте, Светлана Андреевна. Вы же не мужчина, чтобы не подозревать о существовании у вас ребенка, — прервала ее я. — Женщина всегда знает, есть у нее дети или нет.

— Давно это было, — пробормотала она. — Я молодая была, глупая. Залетела по глупости опять же. Родила зачем-то. А у меня амбиции, хотелось пробиться, хотелось сделать карьеру… Вы же знаете, как это бывает. Отец у Сережи какой-то завалящий типчик был… Ему тогда двадцать с чем-то было, беспорточный, нищий студент. Я даже и не помню его толком, да он сейчас, наверное, совсем другой стал. Словом, о нем больше не будем. Я Сережу родила в восемьдесят третьем, совсем девчонка была… пятнадцать лет. Я с Сережей до трех лет мучилась, не хотела я его, думала, что через него, ненужного, мне вся жизнь не мила станет. Ну и… сплавила. В восемьдесят шестом. Тогда вся эта перестройка, черт-те что… Карточки, продуктов нет, я безработная, мать безработная, отец Сережи вообще исчез… Ну и… — Светлана Андреевна махнула рукой. — А мне жить хотелось, красавицей слыла, а Сережа как гиря на руках моих висел, никакой возможности… ничего… в общем, вы понимаете, Мария.

Я кивнула.

— Да, — продолжала она. — У нас тогда ни у кого денег не было, а он пенсию получал, военный все-таки, так что хоть как-то жил.

— Так кто — он?

— Родственники. Я же… — Она опустила взгляд и смешалась: — Вот потому-то и не хотела… начинать… словом, я не… я даже не помню, где они живут. Я только дом… и… К тому же они собирались Сережу своему деду отдать.

«Весело, — подумала я, — истинная мать-героиня. Отдала кому-то малолетнего сына и теперь не знает куда и, по сути дела, кому. Главное, стесняется нам изложить, а ведь, возможно, в этом квинтэссенция ее проблем».

— И что, до сих пор там живет, что ли? — спросила я.

— Честно говоря, я… я не помню, где он живет.

Я имею в виду не вашего сына, а того человека, который взял его на воспитание. И вообще, Светлана Андреевна, почему вы думаете, что ваши проблемы, точнее, сама возможность этих проблем, ведут к вашему сыну. Объясните толком. Особенно если учесть, что вы сами об этом заговорили.

«Правда, поздновато, — договорила я про себя, — но лучше поздно, чем никогда».

— Хорошо, — сказала она. — Я скажу. Сережа недавно звонил мне. Я его не узнала. Конечно, я его не узнала,, потому что я последний раз его голос слышала, когда ему пять лет было. А теперь ему двадцать один. То есть… ему должно быть, сейчас двадцать один год. Взрослый человек. Он не вдавался в пояснения. Он просто спросил, где он может найти своего отца.

— И что вы ему ответили?

— Честно говоря, я ему ответила то же, что и вам отвечу. Не знаю. Ничего про него не знаю. Да и что от него толку? Он и тогда «ботаником» был, какой-то студент из провинции. Наверное, сейчас работает за копейки каким-нибудь заведующим музеем. И вообще, зачем он мог понадобиться? Я не успела толком поговорить с Сережей. Он бросил трубку, я думала, он в четвертый раз перезвонит, а он не перезвонил. А на третий день после этого звонка я к вам пришла. Мне надоело жить как бы под колпаком, под скрытой угрозой и не знать, откуда она исходит, постоянно ожидать, что вот-вот что-то произойдет. А звонок сына подлил масла в огонь…