— Значит, вы исследуете легенду о Йиге? — спросил он, закончив с просмотром бумаг. — Многие этнологи-любители Оклахомы пытались породнить его с Кетцалькоатлем, да только не думаю я, что удача подбросила им все звенья связующей цепи. Вы провели солидную работу для столь молодого исследователя. Вы не похожи на простого любопытствующего, и, похоже, все эти рекомендации — не пустой звук.

Вряд ли старый майор Мур или кто-то еще мог сказать вам, кого я здесь содержу. Этой темы они по вполне понятным причинам избегают, не распространяются. Случай, конечно, трагический… но — не более. О роли чего-то сверхъестественного в произошедшем судить не мне. Пойдемте, я покажу вам то, за чем вы пришли, а потом расскажу одну историю. История — та еще небывальщина, но, признаться честно, не верю я ни в сглаз, ни в магию. Просто предрассудки оказывают на определенный тип людей слишком сильное влияние, а вера, сами знаете, иногда далеко заходит… Ну, обычно не так далеко, как в нашем случае, — потому иногда, обдумывая все это, я все же ощущаю некий подспудный сплин… Впрочем, это можно списать на шалости нервов. Увы! Я уже не молод.

Того пациента вы можете назвать жертвой Йигова сглаза — причем выжившей жертвой. Пройти к нему несложно, но подавляющее большинство местных о его существовании не догадывается. Есть только два надежных человека, которым я позволяю кормить существо и убираться в его комнате, — раньше было трое, но старина Стивенс умер несколько лет назад. Я полагаю, что вскоре мне придется набрать новую группу, поскольку это существо не очень-то подвержено течению времени, чего не скажешь о нас, старцах. Может, мораль ближайшего будущего позволит нам выпустить его с Богом… но сейчас на это трудно надеяться.

Проезжая сюда, вы, надо полагать, заметили то одиночное окно с затемненным стеклом, что смотрит на восток? Это окно палаты того пациента. Идемте, посмотрим. Прошу избегать преждевременных выводов — просто поверьте глазам, а когда поверите, скажите спасибо небу за то, что мы содержим его в тусклом свете. Потом — его история; не ручаюсь за полноту, но на связность можете рассчитывать.

…Итак, мы с доктором Макнилом, храня молчание, поднялись по винтовой лестнице и прошли по безлюдному коридору, в котором звук наших шагов гулко отскакивал от скругленных стен. Доктор Макнил открыл покрашенную серой краской стальную дверь, и за ней нас встретил еще один коридор. Путь наш окончился у двери, отмеченной кодом Б-116. Доктор отодвинул щиток узкого смотрового окошка, в которое можно было заглянуть только поднявшись на цыпочки, и несколько раз ударил ладонью по окрашенному металлу, словно желая разбудить обитателя помещения, кем бы он ни являлся.

Слабый зловонный дух пополз нам навстречу, и — быть может, мне только показалось? — в ответ на шум, созданный Макнилом, из глубин палаты раздалось приглушенное шипение. Жестом доктор пригласил присоединиться к нему у смотрового окна, и шаг навстречу дался мне не без подспудной дрожи.

Затемненные стекла окна, снабженного вдобавок стальной решеткой, пропускали очень мало света, и я некоторое время напрягал глаза, чтобы различить в странно пахнущих недрах палаты хоть что-нибудь. Но как только оно зашипело снова, я прозрел — неясные очертания приобрели форму припавшего к полу в странной позе человека. Сердце мое резко ухнуло вниз. Человек — если это существо еще можно было назвать человеком! — был наг, безволос, и кожа на его спине имела странный ржаво-коричневый цвет и глянцевую фактуру, куда более напоминающую чешую рептилий. Плечи существа усыпала колония черных пятен, голова имела абсурдную вытянуто-сплюснутую форму. Когда оно с шипением взглянуло на меня, я увидел, что бусинки его маленьких черных глазок чертовски похожи на человеческие, но не решился долго смотреть в них. Тварь сама с ужасающим упорством уставилась на меня, и я резко закрыл дверцу смотровой щели, оставив тварь невидимо извиваться на своей соломе в потемках. Шатаясь, я побрел прочь, держа за руку ведущего меня доктора. Заикаясь, я вновь и вновь спрашивал его: но, ради Бога, что это?

Доктор Макнил поведал мне свою историю в кабинете, в то время как я растянулся в кресле напротив него. Золотисто-малиновые лучи позднего дня обращались в лиловое зарево ранних сумерек, но я по-прежнему сидел неподвижно, испытывая благоговейный страх. Меня раздражал всякий телефонный звонок, всякий шум с улицы, я клял медсестер и интернов, чьи вызовы то и дело вынуждали доктора покидать кабинет. Наступила ночь, и я был рад, когда Макнил зажег все лампы. Хоть и был я ученым, исследовательское рвение поутихло от гнета душащего экстатического страха, который мог бы испытывать ребенок, слушая передаваемые шепотом байки о ведьмах у камина.

Согласно доктору, Йиг, бог-змей племен с центральных равнин — предположительно, первичный источник южных легенд о Кетцалькоатле или Кукулькане, — был неким частично антропоморфным отродьем чрезвычайно произвольной и непостоянной природы; не являлся абсолютным злом и обыкновенно был весьма расположен к тем, кто выполнял обряды в честь его и его детей-змей. Но осенью он становился необычно прожорливым, и его можно было задобрить лишь посредством особых церемоний. Вот почему барабаны в Поуни, Уичито и Каддо неделями не прекращали рокотать в августе, сентябре и октябре, вот почему шаманы музицировали при помощи трещоток и свистков, похожих на те, что бывали в ходу у ацтеков и майя — народов невообразимо древних.

Главной чертой Йига была безусловная привязанность к своим детям — привязанность столь сильная, что краснокожие почти боялись защищаться от ядовитых гремучих змей, которые изобиловали в этих местах. Ужасные тайные истории намекали на его месть тем смертным, что глумились над ним или причиняли ущерб его извивающемуся народу; таких людей после жестоких мучений он превращал в пятнистых змей.

В старые времена на индейской территории, куда приехал доктор, миф о Йиге еще не был жуткой тайной. Равнинные кланы, менее осторожные, чем кочевники прерий, несколько более откровенно рассказывали о своих поверьях и ритуалах первым белым людям, позволяя распространять свою мудрость среди белых поселенцев в соседних регионах. Великий страх пришел в период активного заселения страны в одна тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, когда череда странных происшествий пустила слух, что был впоследствии подкреплен наглядными отталкивающими доказательствами. Индейцы сетовали на то, что «эти пришлые белые люди» не знают, как ладить с Йигом, и тот преподал им суровый урок. Ныне никого из старожилов центральной Оклахомы, будь то краснокожий или белый, нельзя было убедить вымолвить хоть слово о боге змей, разве что иносказательно.

И все же подлинный кошмар, подчеркнул доктор, произошел позже — кошмар донельзя материальный и оттого еще более ошеломляющий, пусть даже и дающий огромную почву для спекуляций заключительным своим актом.

Доктор Макнил сделал паузу и прокашлялся, прежде чем перешел непосредственно к истории, и я чувствовал нарастающее волнение по мере того, как над тайной постепенно поднимался занавес. Эта история началась, когда Уокер Дэвис и его жена Одри покинули Арканзас, решив поселиться в новой земле весной восемьдесят девятого. В итоге они осели в Уичито, к северу от одноименной реки; ныне те территории причислены к округу Каддо. Есть там деревушка под названием Бинджер, и тянется к ней железнодорожная ветка, но во всем остальном это место изменилось гораздо меньше, чем иные регионы Оклахомы. На той земле по-прежнему стоит множество ферм и ранчо, процветающих и в нынешние дни — обширные нефтяные месторождения не успели пока подобраться вплотную и вытеснить их.