Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Буря парусов не разбирает, – глубокомысленно изрек Сайрус.
– Хочешь скрыть нашу встречу с Никодимусом?
Сайрус задумался.
– Если скажем Вивиан, она с нас глаз не спустит.
– Ну, после того, как мы разделались с прежним шпионом, она все равно кого-нибудь к нам приставит. Зато, если признаемся, козыри будут у нас.
Начал накрапывать дождь.
– То есть ты предлагаешь поматросить обе стороны, пока не станет ясно, кого бросить? – уточнил Сайрус.
– Примерно. Зато хотя бы с демоном все ясно, если он существует: его нам матросить точно не надо. Осталось решить, признаваться Вивиан до того, как я отправлюсь лечить Жилу, или после.
– Легкое ведь нужно зашить обязательно?
– Не обязательно. Шеннону достаточно несколько дней продержать шунтирующее заклинание, и рана затянется сама.
– Никодимусу ты этого не говорила.
– Еще один козырь.
– Для целителя ты довольно цинична.
– Сайрус, душа моя, свет моих очей, бриллиант мой до слез не замутненный, все практикующие целители циничны и безжалостны. Игры со смертью требуют жестокости. Я сделаю что должно и скажу что требуется, чтобы выйти из поединка с наименьшими потерями. Сайрус, ты меня слушаешь?
Иерофант кивнул на безлюдную улочку, на которую они только что свернули.
– Эта для твоего умопомрачительного плана подойдет?
– Здесь же мокро!
– Везде мокро.
Франческа вздохнула.
– Ладно, давай здесь.
Повалившись как подкошенная, она рухнула ничком в хлюпнувшую холодную грязь. Секундой позже она услышала (и почувствовала), как рядом плюхнулся Сайрус. Они лежали не шелохнувшись. Франческа изо всех сил задерживала дыхание и сердцебиение. Водоотталкивающий текст, которым Сайрус пропитал ее мантию, не спасал: холодная вода просачивалась за ворот. Грудь и живот покрылись гусиной кожей.
Дождь усиливался, с неба донеслось удивленное воронье карканье. Франческа поборола желание нахмуриться. Что их там так удивило? Но птицы вскоре угомонились, а вот дождь, наоборот, все яростнее хлестал по спине, заглушая все звуки.
Вода уже просочилась к ребрам, под левой грудью собралась ледяная лужа. Франческа держалась из последних сил.
– ДАВАЙ! – крикнул Сайрус, отрывая и швыряя прочь левый рукав мантии.
Летящий комок ткани обдал Франческу душем мелких брызг, и она поспешила вскочить на ноги вслед за Сайрусом. Из темноты сквозь шелест поутихшего дождя донесся душераздирающий кошачий вой. По луже шагах в десяти катался свернувшийся мешком рукав от мантии.
Подобравшись поближе, Франческа разглядела коготки, рвущие мешок изнутри. Но порванные нити тут же сплетались обратно, и прорехи мгновенно затягивались.
– Получилось! – обрадовалась она. – Ты ее поймал!
– Посмотрим, – буркнул Сайрус, протягивая руку за мешком. Левая, оголившаяся до плеча, была вся мокрая от дождя. Едва пальцы коснулись ткани, мешок затих. Сайрус оглянулся на Франческу.
– Что?
– Я привел в действие развеивающие чары в ткани.
Франческа посмотрела на замерший мешок.
– Значит, это был конструкт?
– Посвети мне, – пробормотал Сайрус, снова наклоняясь к мешку.
Франческа выпустила нескольких светляков. Они закружили низко, отсыревая под истончившимся до мелкой мороси дождем.
От прикосновения Сайруса мешок раскрылся, словно лопнувший бутон, являя на свет обездвиженную кошку.
– Святые небеса! – озадаченно произнес Сайрус, осторожно тыкая кошку пальцем. – Она твердая и плотная. Словно под шкурой камень. – Он перевернул ее на спину, окаменевшие лапы задрались в воздух. – Тяжелая.
– Но если это горгулья, почему ни я, ни магистр Шеннон ее не распознали?
Франческа, от волнения позабывшая о холодных потеках под мантией, обхватила себя руками, пытаясь согреть заледеневшую левую грудь. Зажатый в ладони Сайруса край мешка разделился на тонкие острые ленты, которые тут же впились в кошку.
– Ради Создателя, не надо… – Франческа отвернулась, хотя сама тысячу раз делала острым словом разрез на теле пациента.
– Она не живая, – буркнул Сайрус.
Но Франческа все равно предпочла уставиться на ближайшую лачугу, где примостилось несколько воронов. Что-то в этих птицах… Додумать мелькнувшую мысль Франческа не успела – Сайрус задумчиво присвистнул, и она проследила за его взглядом. Под счищенной на манер апельсиновой кожуры шкурой кошачьего конструкта обнаружилось ртутно-гладкое тело, отражающее отблески запущенных Франческой светляков. Когда Сайрус перевернул «кошку» на другой бок, выяснилось, что глаз у нее всего один – правый, сделанный из полированной латуни.
– Лос раздери! – выдохнула как громом пораженная догадкой Франческа.
– Что? Что такое?
Язык не поспевал за вихрем мыслей.
– Да, конечно, он ведь был такой… надменный! И все эти вопросы. Он выкачивал из меня сведения!
– Ради Селесты, объясни толком!
– Сайрус, мы эту штуку уже видели, только не думали… я не думала… – Франческа умолкла.
Брови под тюрбаном резко сошлись у переносицы. Сайрус подхватил мешок, и мгновенно ожившая ткань заструилась вверх по руке, восстанавливая рукав.
– Может, все-таки удосужишься объяс… Фран, смотри!
Сайрус оборвал сам себя на полуслове, показывая на воронов, и Франческа вдруг поняла, что в них все это время не давало ей покоя. Около двадцати черных птиц сидели на водостоках, склонив голову под одинаковым углом. Около двадцати поблескивающих глаз-бусинок сверлили ее взглядом.
– Что они делают? – спросила Франческа.
Внезапно вся стая снялась с места и, громко захлопав крыльями, скрылась в ночи. Воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь капелью с карнизов и водостоков.
– Что ж, увиденное не назовешь зловещим и пугающе необъяснимым, – ровным голосом проговорила Франческа. – Да и вообще никак не назовешь.
Сайрус сунул под мышку металлический конструкт.
– Я как-то раз видел подобное на купеческой галере, идущей в Варт. В дральском порту галера встала на якорь, а мы полетели дальше, но какое-то время наш воздушный корабль швартовался у них на палубе. И вот там, в дральской акватории, к галере то и дело подплывали стаи тюленей – очень необычное зрелище, такое ощущение, что у них один разум на всех. Смотрели на нас в упор, пересчитывали, даже, готов поклясться, название корабля на борту читали.
– Думаешь, в городе завелся друид?
– Или несколько. Хотя это может быть и вердантский шаман.
Вспомнив про кошку, Франческа заглянула в ее латунный глаз, и в голове снова пронеслась чехарда гениальных догадок.