Сбиваюсь со счёта.

Долго.

Кажется, у меня в лёгких заканчивается кислород, и это странное чувство – я будто стою на месте и в то же время парю.

Поднимаю руки и обвиваю Рона за шею. А будь что будет! Больше не могу сдерживаться – делаю судорожный вдох полной грудью. Как мало, оказывается, человеку нужно для счастья! А может, это не такая и плохая идея – остаться в этом месте навсегда? Зато никуда больше не нужно спешить и можно вечность простоять вот так, не размыкая рук.

- Рин, открой глаза… - тихий шёпот над ухом.

Я слушаюсь, и в первый момент меня ослепляет яркий свет, от которого глаза, оказывается, уже успели отвыкнуть.

Рон перемещает руки мне на талию и разворачивает.

Я вижу Глазастика – и то, что происходит с ним, в первый момент просто сбивает меня с толку. Со всего луга пыльца устремляется к нему, роями алых искр, словно заколдованные, завороженные пчёлы. Потоки огибают нас, троих людей, и мы кажемся неожиданно маленькими и беззащитными пред лицом чего-то большого и значительного, чего мы не понимаем. Кончики забавных усов-щёточек Глазастика сияют белыми огнями и подрагивают – это он тот кудесник, гипнотизёр, что руководит разворачивающимся действом.

Наконец, вся «ангельская пыльца» собирается вокруг Шелкопряда и начинает формировать вокруг него плотную сферу, которая пульсирует, сжимается, наливается багровым пламенем.

- Но… но как же он? – шепчу невольно, и Рон хватает меня крепче, не даёт двинуться, потому что, кажется, я сейчас подалась вперёд в безотчётном движении.

- Тише… всё будет хорошо. Так надо. Вспомни.

И я действительно вспоминаю – то, что поведал когда-то мне, совсем ещё маленькой девчонке, этот забавный и страшный зверь. Там, в подвалах Замка ледяной розы.

…О том, что наш мир не единственный. Их много, очень много – как листвы на дереве.

…О том, что гусеницы сирлирритов появляются из яиц в мире, что расположен прямо под нашим, а их мать погибает в тот же день, и они остаются совсем одни. Но пищи слишком мало для них там, и они должны прогрызать себе путь наверх, чтобы не умереть с голоду.

…О том, что верхний мир, в который они стремятся, так пуст и прекрасен… лишь сирлирриты знают о его существовании, лишь им дано подняться в его фиолетовые небеса и обрести там подлинный покой и свободу. Пока не придёт пора возвращаться снова под землю, чтобы вывести потомство и умереть, в последнем движении передав своим детям врождённую тоску по этому бескрайнему небу и непреодолимую страсть к нему.

Последние искры, замешкавшись, влились в сферу, и она опустилась на Шелкопряда, обвила его сияющим алым покровом. Глазастик лёг на землю, поджал лапки, смежил многоцветные крылья.

И так же, как медленно истаивало сияние пыльцы, что превращалась в рыхлую серую пелену, угасала жизнь в огромных фасеточных глазах моего странного, неправильного, любимого друга.

В этот миг я испытывала очень противоречивые чувства. Как бы то ни было, мне не хотелось его оплакивать. Глазастик всегда знал, что так будет. И смерть для него не была чем-то страшным или ненавистным. Всего лишь часть бесконечного цикла жизни всё новых и новых поколений Шелкопрядов. Я думаю, он умер счастливым – зная, что выполнил предназначение, для которого явился на свет. Он продолжится в следующих жизнях, отразится в глазах своих детей.

И к тому же – он ведь увидел своё небо.

А ещё на излёте жизни спас парочку непутёвых недофыррхов.

По мёртвому, опустевшему, бесцветному лугу, где торжественно и скорбно колыхались пустые палочки стебельков, мы молча пробирались вперёд.

Наконец «ангельские маки» остались позади.

- Уф-ф-ф-ф… - Олав плюхнулся прямо в чёрный песок. – Можно ещё отдохнём? Меня ноги не держат.

Мы с энтузиазмом поддержали его предложение. Я уселась Рону под бочок, положила голову ему на плечо. Он взял мою руку и задумчиво чертил какие-то узоры на ладони.

- Ну вы ребята даёте… - протянул мальчик, качая вихрастой головой. – Нам сейчас просто фухфарчительно повезло!

- Как? – улыбнулась я.

Олав почему-то покраснел.

- Прости. Я имел в виду, нереально. Маме не говори, что я такие слова знаю, ладно?

- Ладно, не скажу.

- Просто это ж надо, чтоб так совпало, что сирлирриты именно сегодня на кладку вернулись! Это ж полжизни надо ждать, чтоб они отовсюду поприлетали. А потом р-р-раз! И уже померли. Только сначала притягивают себе пыльцу с целого луга. Она как запасы еды для их гусениц. Детки ихние прям из тела мамкиного вылупляются – мы на всякий случай близко не подходим, только смотрим со стороны. Это жуть как интересно! А они как подрастут чуть-чуть, себе ходы в земле прогрызают и куда-то деваются. А потом снова прилетают, уже взрослые.

Да уж. Действительно повезло, ничего не скажешь.

В удачное время нам Роланд ключик передал.

- Интересно – там, наверху, уже ночь? – спросила я Рона, когда путь начал плавно уходить наверх и горы взгромоздились над самыми нашими головами.

- Мои внутренние часы подсказывают, что часов шесть-семь, не больше.

- Как так? – удивилась я. Бросила взгляд на подол платья – мда, как вернёмся, можно будет сразу выкидывать.

- Просто событий много, вот тебе и кажется, что прошла вечность. К тому же эти горы не такие уж высокие. Не очень-то далеко они были от моста.

- Скорее бы домой…

- Если в ближайшее время повернём обратно, есть шанс вернуться к полуночи. Очень хотелось бы. Завтра к обеду королевский кортеж, вероятнее всего, будет уже в Замке.

- Не вспоминай, что на свете бывают обеды! – простонала я, всячески давя чувство голода. На предыдущем привале я свою порцию мужественно скормила Олаву. Чтобы Рон что-то ел, я, правда, вообще не видела.

- Эй, проводник, долго ещё?

Олав, который карабкался по скалистому косогору чуть выше нас, обернулся, и как-то мне не очень понравилось его лицо.

- Что ещё стряслось? Давай хоть на этот раз без сюрпризов, - поторопил его Рон.

- Ну… это… - мямлил белый как полотно мальчик.

Я подошла ближе и увидела, что прямо у его ног чёрный гладкий валун исцарапан – пять параллельных борозд, довольно глубоких.

- Ребят, простите… я правда думал, что этот путь безопасен! Полосатые оборотни никогда ещё не забирались так далеко. Их в этих горах раньше не было, мама почему и решила тут хижину строить.

Моё платье прилипло к мокрой холодной спине. Кожа покрылась противными мурашками. Что ещё тут водится, в этом странном негостеприимном мире?

- Немаленькая должна быть лапа, если когти оставили такой след, - задумчиво произнёс Рон. – До хижины твоей далеко ещё?