— За помощью?

— Я врач, хирург. Вот все и приходят по-соседски, кто с давлением, кто с порезом. А вы-то что хотели?

— Мне бы про соседку вашу покойную поговорить, из восемьдесят первой квартиры. Вы здесь уже жили, когда она умерла?

— Да… А что случилось? — вдруг заволновалась женщина. — Вы из полиции? Проходите. Извините, что в халате, я после суток, в восемь утра сменилась и спала.

— Это вы меня извините, что я вот так ворвалась, когда вы отдыхали, — смутилась Люша.

— Ничего страшного, — улыбнулась женщина и представилась: — Меня зовут Альмира. А вас?

— Люша. То есть Валентина.

— Так что насчет соседки? Я ведь, представьте, даже имени ее не знала, какая-то она была… Не хочется о покойной так говорить, но неприятная особа. Она давно умерла, лет пять назад или чуть больше.

— В десятом году, — кивнула Люша. — Вы помните, как это было? Ну, как она умерла, как хоронили, кто хоронил, кто на поминках был.

— На поминки меня не приглашали, — усмехнулась Альмира. — Кофе хотите?

— Нет, спасибо.

— А я выпью, а то не проснусь никак, голова тяжелая, соображаю плохо. Пойдемте на кухню.

На кухне, очень маленькой, с минимальным набором необходимой мебели и оборудования, царил тот очаровательный беспорядок, который придает жилищу уют и теплоту: раскрытая книга на подоконнике, брошенное вязание с воткнутыми в клубок спицами, на белом рабочем столе ярким пятном выделяется стакан с недопитым соком, судя по цвету — из красного винограда.

Альмира сделала кофе, уселась напротив Люши, посмотрела вопросительно. Потом словно бы спохватилась:

— Вы спрашивали, кто хоронил? Кто-то приезжал, это точно, но с соседями они не знакомились. Мы, конечно, заходили, предлагали помощь, но помощь была не нужна. Люди очень вежливые, держались хорошо, спокойно, речь грамотная, но нам они даже не представились. Так что не могу с уверенностью сказать, дети ли это были или еще какие-то родственники, а может, просто знакомые. Помнится, я спросила, не собираются ли они продавать квартиру, я как раз маму хотела перевезти к себе поближе. Они ответили, что квартиру будут сдавать и всеми бумагами и оформлением будет заниматься их юрист, которому они выпишут доверенность. А сами они живут в другом городе и вообще по полгода проводят где-то за границей, не то в Чехии, не то в Словении, не помню точно. Я в то время с мужем разводилась, мне не до соседей было, если честно.

Все впустую. Ни имен, ни адресов. Кто же вы такие, наследники нелюдимой бабушки?

— Вы не знаете имени этого юриста? Или, может быть, через какое агентство сдается квартира?

— Понятия не имею, не интересовалась. Но жилец наверняка знает, он же договор заключал. Вы у него спросите.

— Никак застать не могу, — развела руками Люша. — Вчера приходила — не открыл. Сегодня тоже не открывает. Может быть, уехал?

— Я вчера утром его видела, рано совсем, у меня смена с восьми, в семь двадцать выхожу из дома. В подъезде как раз с ним столкнулась.

— В подъезде? То есть он откуда-то возвращался? — уточнила Люша.

— Он любит гулять ранним утром. Наверное, жаворонок, просыпается часов в пять. Я часто с ним встречаюсь, как раз когда на смену ухожу. Я из дома — он домой. Знаете, Валечка… Ничего, что я вас Валечкой называю?

— Ради бога.

— Так вот, среди врачей бытует такое наблюдение, что есть счастливые и несчастливые операционные, палаты и даже отдельные койки в палатах. Попадет больной на такую несчастливую койку — и обязательно что-нибудь пойдет не так, обязательно осложнение, хотя ничего, казалось бы, не предвещало.

Люша не очень понимала, какое отношение счастливые и несчастливые койки и палаты имеют к вопросу о том, как «подсветить» личность наследников умершей старушки. Наверное, недоумение так ярко проступило на ее лице, что Альмира усмехнулась.

— Это я к тому, что квартиры, наверное, тоже бывают разными. Нынешний жилец, например, — точная копия старой хозяйки. Предыдущие семьи, которые здесь снимали, почему-то съезжали через несколько месяцев. Ну вот не жилось им здесь! А этот живет уже долго, и все его устраивает. Наверное, для людей определенного склада эта квартира очень хорошо подходит, а для других людей совсем не годится.

— Точная копия? То есть у него плохой характер? Про вашу соседку мне говорили, что у нее характер был отвратительный.

— Да нет, характер у него нормальный. Хороший мальчик, тихий, вежливый, дверь всегда придержит, если с кем-то столкнется в подъезде, детскую коляску поможет поднять или спустить, улыбается так приятно. Но нелюдимый. Ни с кем не общается, никто к нему не приходит. Мне кажется, он даже дверь не открывает, если к нему звонят. И кстати, его имени я тоже не знаю. Удивительно, правда?

— Удивительно, — рассеянно согласилась Люша. — А как же мне с ним поговорить, если он дверь не открывает?

Альмира пожала плечами, поставила в раковину пустую чашку, немного подумала, глядя на недопитый сок, потом решительно взяла стакан и допила двумя большими глотками.

— Вы — полиция, вы лучше знаете, как заставить человека открыть дверь, если он этого не хочет.

— Это да. И где он работает, тоже не знаете?

— Не знаю. Я даже не знаю, работает ли он вообще. Вы же понимаете, при моем графике трудно наблюдать за жизнью соседей. Сутки на смене, потом хорошо, если удается уйти, а частенько бывает, что после смены еще рабочий день отпахать приходится, домой возвращаюсь мертвая, валюсь спать. Кто когда ушел или пришел, кто к кому — все мимо меня. Я знаю только, у кого когда был гипертонический криз или у кого ребенок коленку разбил. Вам, наверное, имеет смысл поговорить еще с кем-нибудь с нашего этажа. Может быть, они вам помогут.

— Кого посоветуете?

Альмира задумалась, потом удрученно ответила:

— А вот никого, Валечка, и не посоветую. Сначала сказала, а потом поняла, что сглупила. Все работающие, никто дома не сидит. Более того, я осталась единственной на всем этаже, кто жил здесь до десятого года. Все остальные живут недавно, кто два года, кто три, а кто и меньше года. Так что про старую хозяйку и ее похороны на нашем этаже вам никто не расскажет.

— А про жильца, который не открывает дверь?

— Тоже вряд ли. Но попробуйте.

Люша поблагодарила Альмиру и распрощалась. Да, дельный мужик тот участковый, который обозначил квартиры на пятом этаже как «информационно неперспективные», не зря эти номера в список не попали.

«Все-таки ты действительно дура, Валентина Горлик, — горестно констатировала Люша. — Ведь давно уже поняла: знающие люди, опытные, просто так трындеть не будут, они дело говорят, и надо их слушать, надо у них учиться, а не переть буром. Сказал участковый, что нет на этом этаже знающих людей, значит, их нет. Сказал Пустовит, что нефиг время тратить на бабкиного жильца, значит, так и надо делать. Слушаться надо командиров, а не самодеятельностью развлекаться».