то, что эта тема поставлена чисто научно, без всякой агитации. Но он твердил все свое. Если меня еще раз вызовут к попечителю, я — просто не поеду". И точно — Комиссия наша ни в какой мере не была подвластна попечителю учебного округа.

Лугинин года два добросовестно работал в Комиссии, и все мы были им довольны. Но потом он собрался за границу для серьезного лечения и сложил с себя председательство. Мы отправили к нему депутацию с просьбой не оставлять нас. Во главе депутации был Чупров. Он — по обыкновению — говорил прекрасно, но Лугинин остался непреклонен. Тогда во главе Комиссии стал П.Г. Виноградов, и работа пошла по прежнему бодро и энергично. В течение четырех лет были изданы четыре сборника программ, заключавшие в себе в совокупности законченный четырехлетний курс по всем отраслям университетского преподавания, кроме медицинских наук. А в "Библиотеке для самообразования" был издан ряд книг, необходимых для занятий по этим программам. И программы и эти книги раскупались нарасхват. Программы выдержали целый ряд изданий в громадном количестве экземпляров, и Комиссия постоянно их перерабатывала, совершенствовала и освежала сообразно движению науки. Большим успехом пользовалась и серия "Библиотеки самообразования". Первым номером ее была "Логика" Минто, переведенная для этого издания на русский язык. Лишь только она вышла в свет, книжные магазины были прямо атакованы покупателями, и издание было расхвачено до последнего экземпляра в кратчайший срок.

Не сомневаюсь в том, что в воспоминаниях каждого, кто принадлежал к составу университетской ученой молодежи в 90-х годах и участвовал в работах этой Комиссии, сохранилась самая светлая память об этих его работах и о том, какую важную объединяющую роль сыграла эта Комиссия для нашего поколения университетских деятелей.

Конечно, с большой благодарностью вспоминают о Комиссии домашнего чтения и ее абоненты. Их было очень много, они были рассеяны по всей России вплоть до отдаленнейших окраин и принадлежали они к самым разнообразным слоям населения. Это особенно важно отметить потому, что Комиссия с самого начала твердо вознамерилась, — и затем осталась этому намерению неизменно верна, — работать над распространением в массе населения настоящей серьезной университетской науки, не понижая ее уровня, не переходя на упрощенную популяризацию. Это решение было принято вовсе не потому, чтобы упрощенная популяризация признавалась чем-то не заслуживающим одобрения. Но мы исходили из той мысли, что популяризаторов упрощенного типа найдется и находится немало и помимо нас и над этой задачей трудятся уже разные другие организации, часто с полным успехом. Но мы полагали, что в массе общества имеется много людей, нуждающихся не в научно-популярных книжках и брошюрах, издаваемых, как говорилось, "для народа", т. е. для совершенно неподготовленных читателей, а в руководстве серьезным изучением той или иной группы наук, которое может быть получено только от университетских специалистов. Нас спрашивали скептически настроенные люди: да найдется ли достаточно лиц, которые пожелают вашим руководством воспользоваться? Кому нужна университетская наука, тот и пойдет в университет, и ваша Комиссия ему не понадобится. Такие рассуждения казались нам далекими от жизни. Из окончивших среднюю школу в университеты попадали далеко не все; очень многие в силу разнообразных обстоятельств оставались за бортом высшей школы, хотя и чувствовали стремление к пополнению своего образования; а затем, разве люди, уже прошедшие некогда университетский курс, не испытывают сплошь да рядом потребность освежить свои знания или вновь приобрести таковые, только уже в другой области?

Итак, в том, что у Комиссии не будет недостатка в клиентах при серьезной постановке ее дела, мы нисколько не сомневались, и действительность вполне подтвердила нашу уверенность. Оставался другой вопрос: правильно ли с точки зрения общественной пользы затрачивать энергию на пропаганду в стране университетской науки, когда громадная часть населения лишена даже начального образования? Но и те возражения, которые приходилось слышать с этой точки зрения против предпринимаемого нами дела, не представлялись нам убедительными. Мы никак не могли согласиться с довольно распространенным взглядом на высшее образование как на какую-то роскошь, как на какое-то умственное лакомство, без которого страна может и обойтись, пока не выполнены более насущные задачи. Никто не может отрицать необходимости возможно более широкого распространения в массах начального и среднего образования. Но такую же насущную необходимость составляет и приобщение возможно большего числа к высшему образованию, ибо только при этом условии достигается настоящий подъем культуры в данной стране. И в особенности выполнение этой задачи было важно для России с ее необъятными пространствами, вследствие которых получалась столько резко выраженная оторванность провинциальных углов от культурной атмосферы столиц и немногих более крупных провинциальных центров. Заочное университетское преподавание должно было, таким образом, обслуживать в высшей степени важную общественную потребность, которая заключалась в более равномерном распределении высших культурных интересов по всей стране. И опыт Комиссии показал, что все эти соображения, которые нами руководили, как нельзя более соответствовали реальной действительности. Десять лет с лишком продолжалась усиленная деятельность Комиссии, начавшая замирать в 1905 г., когда чисто политические события приковали к себе чуть ли не целиком общественное внимание. За это время у Комиссии накопился громадный архив, составившийся от переписки ее с лицами, пользовавшимися ее руководством в своих занятиях. Где-то теперь этот архив? Что с ним сталось? Если Он не сохранился, то это надо признать великой утратой для истории культурной жизни русского общества в конце XIX столетия. Переписка Комиссии заключала в себе драгоценный материал в этом отношении. Абоненты у Комиссии были самые разнообразные и по возрасту, и по социальному положению, и по образовательному цензу, и по месту жительства: от центрального района России до дальнего Закавказья и до Якутской области включительно. Эта переписка показывала, что разгрызание твердого ореха серьезной университетской науки доставляло живительное наслаждение многим и многим, кто находил в этом якорь спасения от разлагающего влияния житейской пошлости. Во многих местах как-то сами собой возникали кружки абонентов Комиссии домашнего чтения, и там устанавливались групповые занятия под руководством Комиссии. Это руководство ценилось очень высоко нашими абонентами. Уже один тот факт, что человек, прозябавший в провинциальной глуши, вдруг получал из Москвы критический разбор своей письменной работы, подписанный фамилией какого-нибудь известного профессора, сплошь да рядом составлял целое событие для такого провинциала, и он, взволнованный, строчил в Комиссию изъявление своей радости и благодарности.

Письменным руководительством занятиями абонентов не исчерпывалась деятельность Комиссии. С самого начала существования Комиссии при ней было образовано лекционное бюро для организации лекций профессоров в провинции. Эта отрасль деятельности Комиссии вносила чрезвычайное оживление в провинциальную общественную жизнь. Тогда даже и в столицах публичные лекции профессоров были редкостью, — это