– Того, что я везу детей к матери. Я наконец-то увожу их к Элизабет. Разве вы не поняли, что это я помогла ей освободиться от моего сына? Это я своими руками подстроила ее побег из этого дома, и я сделала все возможное и невозможное, чтобы на него пало подозрение в ее убийстве, хотя никто и не хотел этого замечать. Ведь я, хоть и люблю его всем сердцем, не могла больше оставаться в стороне и смотреть, как он убивает вторую жену.

– Так Элизабет жива? – выдохнула Энн. – Она здорова, не пострадала?

– Да, жива, – сказала миссис Кроули. – Вот только с детьми пришлось подождать. Я-то надеялась, что его арестуют, но никто, кроме вас, трех девчонок, не разглядел того, что я так старалась показать всем. Его никто не тронул, а он ничего не понимает и боится, и чем страшнее ему становится, тем сильнее он бесится, так что я уже боюсь за моих милых крошек. Их, хоть они и прошли с ним через кромешную тьму, еще можно спасти, и я не остановлюсь ни перед чем, чтобы этого добиться.

– Элизабет жива. – Энн повернулась к Шарлотте. – Она здорова.

– Я так и знала! – воскликнула Эмили, и хотя ничего подобного она, конечно же, не знала, и даже скорее наоборот, старшая сестра не стала с ней спорить, до того они все были рады узнать правду.

– Однако вы хотите сказать, что Роберт Честер убил свою первую жену? – Энн опустилась на край кровати. И перед ее внутренним взором встала разорванная, окровавленная перчатка, словно материализованная мольба о помощи. – И что бедняжка Имоджен вовсе не наложила на себя руки?

В комнате повисла напряженная тишина. Казалось, не только люди, но каждая вещь в ней, вплоть до половиц, ждут ответа старухи, а Энн вдруг показалось, что кто-то невидимый опустился на кровать рядом с ней, и от этого незримого присутствия повеяло холодом, который она ощущала лишь правым боком.

– Вы не ошиблись, – сказала миссис Кроули и вздохнула так тяжело и долго, словно этим вздохом снимала несказанную тяжесть с души. – Роберт – мой сын, да простит меня Господь. Всю жизнь я, как могла, старалась смотреть за ним. Заботилась о нем, когда никому другому он был не нужен. Любила его всем сердцем, всегда была на его стороне, что бы он ни натворил, потому что он такой, какой есть, из-за меня. Все только из-за меня. Но когда он опять едва не убил Элизабет, я поняла: его уже ничто не изменит, ничто не спасет его от погибели. Я и раньше видела, какие ужасные поступки совершал Роберт Честер, но всегда закрывала на них глаза, потому что любила его и потому что я перед ним в долгу, в неоплатном долгу. Но даже я не могла продолжать делать вид, что ничего не вижу. Я надеялась, что смогу придумать, как мне спасти Элизабет и моих малюток, а заодно и его уберечь от петли. И изобрела этот план, это полуубийство. Я знала, что констебли не будут сбиваться с ног в поисках Элизабет, если мой хозяин решит замять это дело или направит их по ложному следу. А еще я знала, что Роберт Честер поверит каждому моему слову, ведь я единственный человек, которому он может доверять, понимаете?

– Значит, весь этот план, кровь в комнате, зуб на поляне – это все вы? – Энн недоверчиво покачала головой. – И вы были согласны, чтобы его повесили за убийство, которого он не совершал, ради свободы Элизабет и детей?

– Убийство Имоджен сошло ему с рук моими стараниями, и мне от этого тяжко. – Миссис Кроули уткнула в ладони лицо, которое совершенно скрылось за перепонками между ее пальцами. – А он должен понести наказание за это. Должен, иначе он не спасется. Может, ему не бывать уже хорошим человеком, после всего, что он натворил, но я все еще его мать, и я должна сделать все, чтобы спасти его душу, ведь это я во всем виновата, слышите, только я.

Сестры недоверчиво покачивали головами, не видя смысла во всех тех правдах и неправдах, которые старуха громоздила перед ними так истово, словно они могли отменить зло, совершенное ее сыном.

– А Элизабет помогала вам по своей воле? – с сомнением спросила Энн.

– Да, мы вместе выдумали весь план, втроем, – кивнула миссис Кроули.

– Втроем? – удивилась Энн.

– Я, Элизабет и еще та чудная молодая особа по прозвищу Разбойница, она приходила сюда как-то ночью, с ног до головы одетая в мужское платье.

– Значит, это Изабелла Лукас была тогда с Элизабет в лесу, – изумленно выдохнула Энн, поворачиваясь к Эмили. – Ведь это ее зовут Разбойницей!

– А сама Элизабет в Уайколлере, – сказала Эмили. – Вот почему картины на стене выглядели так, словно их написали две разные руки – потому что так оно и было. Элизабет тоже рисует и пишет картины. Бьюсь об заклад, тот портрет Джорджа – ее работа. Элизабет пряталась в Уайколлере, когда мы были там, а Изабелла нас обманула. Я же говорила, она мне нравится.

– Сегодня ночью я должна отвезти детей к их маме, – сказала миссис Кроули. – И сказать, что Мэтти с ними сбежала.

– Но… это же неправда! – несчастным голосом возразила Мэтти. – Которая скоро раскрылась бы.

– Не так скоро, чтобы Элизабет и ее подружка Разбойница не успели за это время сесть на пароход, – ответила миссис Кроули. – Они хотят уехать в Новую Зеландию и там начать жизнь с чистого листа. А мне, раз мои планы теперь раскрыты, придется остаться здесь и встретить свою судьбу. Но вы ведь увезете детей к матери, правда? И пришлете сюда полицию. Я все расскажу, про Имоджен и не только. Я скажу, что это я убила Элизабет, и детей тоже, пусть меня повесят, не страшно, лишь бы мои малыши были живы и здоровы, а уж со мной будь что будет. Может, Господь смилостивится и простит.

– Миссис Кроули, Господь вовсе не хочет, чтобы вас повесили за чужое преступление, – возразила Энн.

– Нет, не за чужое, а за мое, – отозвалась та. – Он держал Имоджен на чердаке, под запором, много дней, и мучил ее изо дня в день, пока она не умерла, и я знала, что он там делает, и она тоже знала, к чему все идет. Она понимала, что не выйдет живой с этого чердака и никогда не увидит малыша Фрэнсиса. – Голос старой женщины дрогнул, из глаз потекли слезы. – Когда Роберт пришел ко мне и сказал, что она мертва, я не кричала, не плакала, я совсем не думала ни о ней, ни о ее мальчике. Я пошла с Робертом и помогла ему перенести ее бедное истерзанное тело на крышу и сбросить оттуда вниз. Бедная, несчастная девочка. Он любил ее так же сильно, как и ненавидел, а еще он возненавидел меня за то, что я помогла ему избавиться от тела. В ту ночь мне больше всех досталось от его гнева – вот он, шрам, это его работа, его благодарность. – Ее пальцы скользнули по грубому рубцу на правой щеке. – Но этого все равно мало, петля – вот настоящее наказание и мне, и ему за то, что мы сделали с Имоджен.

Энн не знала, что сказать, до того ей было непривычно и странно испытывать жалость к существу, совершившему столько дурных дел… неужели такое возможно? Ей показалось, будто с тех пор, как они взялись за это расследование, мир сдвинулся с места и повернулся к ней самой темной своей стороной, о существовании которой она знала и раньше, но только теперь оказалась с ней лицом к лицу и не отпрянула в испуге. Сил ей придавала собственная смелость и кое-что еще: спокойная решимость показать людям, что, делая вид, будто жестокости не существует, закрывая глаза на несправедливость, они лишь умножают и то и другое.