Тщетно, меч, ослепленная болью и гневом, не давала ему ни малейшего шанса разделить энергию поровну.

— Все правильно! Держи щит, Сашка, только держи! Мы подождем тебя там! — кричала она.

Из натруженного горла раздавались хрипы, а Вольный все шептал и шептал:

— Не надо… Не надо… Зачем?

Тело Дарьи постепенно теряло очертания, менялось, превращаясь в живой факел.

— Приказываю! Не надо! Прошу… Дашка! Я не хочу оставаться один!!!

Слова потерялись в оглушительном взрыве. Нечто, кем когда — то был Дарья, разорвало миллионами вспышек. Смешанная сила меча и лука отбросила фламеров далеко от щита, а остатки энергии устремились в Александра, корежа, причиняя невыносимые муки.

Внезапно воздух зазвенел, окно переноса открылось, выплевывая на улицу помятую тройку Кузнецовой.

«Как поздно», — мелькнула и тут же пропала колючая мысль.

Вольный сумел увидеть, как огляделся Горислав, а потом, сдавленно охнув, метнулся к щиту. Как Петр взлетел к куполу, яростно сковыривая прилипшего фламера. И только Марьяна не ушла, опустившись рядом. Взяла за подбородок, заставив его посмотреть себе в глаза.

— Держись! — заговорила она. — Держись, ты меня понял?!

Вот только значения слов с трудом пробивались сквозь пелену боли.

— Я один, — прокаркал Александр и вновь застыл.

— Саша, говори! Не молчи.

Он в изнеможении закрыл глаза.

— Нет, ты меня выслушаешь, хранитель! — зарычала наставница, хорошенько его встряхнув. — Ты должен удержать щит!

Александр молчал.

— Держи этот чертов щит! — по слогам говорила она.

— Я не хочу… больно…

Картинка смазывалась, он практически ничего не видел, только лицо Марьяны ярким пятном выделялось на фоне подступающей темноты.

— Прости, мы опоздали, — вдруг всхлипнула она, не сумев больше сдерживать слезы. — Но, мы не справимся без тебя. Если они впитают ваши силы, это будет конец!

Вольный смутно ощущал отдельные части собственного тела. Лицо, губы, глаза, казалось, будто все превратилось в сплошной ноющий комок нервов.

— Не могу, — выдавил он с трудом. — Не могу…

— Я буду рядом, — шептала наставница, обнимая. — Я буду с тобой. Я помогу, подержу… до конца.

Ему пришлось согласно моргнуть. И терпеть.

А после потерялись и зрение, и слух, и голос. Ощущалась лишь бесконечная боль, да сжирал невыносимый страх.

Страх остаться одному.

Очнувшись, Александр долго не мог понять, где находился. Туманное нечто, изредка подсвечиваемое разрядами молний. Туман постоянно менял очертания, превращаясь то в невиданных существ, то принимал форму человеческих тел, то вдруг распадался, оседая каплями росы на коже. Странное, страшное место.

Впрочем, долго сидеть, замерев, уставившись на туман, ему не дали.

— Здравствуй, Александр.

От неожиданности он вздрогнул и заозирался, ища источник голоса. Хотя, в общем-то, хозяин и не прятался, представ перед ним во всей красе, появившись из ниоткуда, словно соткавшись из тумана.

— Марк?! Ты? — не веря своим глазам, воскликнул Вольный.

— Я. Не думал, что встречусь здесь с тобой так рано. Да что там, я надеялся никогда не увидеть тебя здесь.

Гембел криво улыбнулся, с состраданием глядя на Александра.

А Вольный неверяще смотрел на носителя.

Улыбнулся? Неправда! Глаза его обманывают! Марк не может улыбаться, он лишен возможности проявлять эмоции!

Тем временем, Гембел глубоко вздохнул и сказал:

— Прими мои соболезнования, Саша. Мне, правда, жаль твоих партнерш.

Жаль? Партнерш? Девочек.

И тут память вернулась. Воспоминания лавиной обрушились на Вольного, погребая остатки здравого смысла. Он рухнул на колени, вцепился в волосы и завыл. Боль в миллионы, в миллиарды раз сильнее, чем та, которая рвала тело, теперь терзала душу. Картины прошлого одна за другой калейдоскопом сменялись перед глазами, заставляя вновь и вновь переживать те дни. Видеть, чувствовать и понимать, что это уже никогда не вернется.

Они больше никогда не вернутся.

Сколько Александр бился в припадке, не известно. Время тут не имело значения. Ни солнца, ни луны, только туман. И он, уже ни человек, ни защитник, ни хранитель. Никто. Непонятное недосущество, вместилище воспоминаний и боли.

— Мы называем себя душами, — проговорил Гембел, заставив Вольного поднять голову. — Душами хранителей.

— Мы? — прокаркал тот, непонятно почему вцепившись в слово.

— Мы, мы, мы, мы, — со всех сторон послышались ответы.

Туман вновь расступился, позволяя Александру увидеть еще четыре человеческие фигуры.

— В мире всего шесть носителей, по числу материков планеты, — вдруг вспомнились слова Марьяны. — Шесть.

— Совершенно верно, новенький, — проговорила статная светловолосая женщина. На вид ей было лет тридцать, но глаза. Глаза! Из них смотрела вечность.

— Теперь ты шестой. Самый молодой из нас, — и чуть помолчав, добавила она. — Мне очень жаль. Правда.

Вот только жалости он не увидел.

У вечности глаза жестокие. В них нет места для жалости.

Александр на миг зажмурился, чтобы разорвать контакт, а потом взглянул на Марка. Тот смотрел себе под ноги и, казалось, ничего не слышал. Но вдруг он встрепенулся. Поднял голову и потянулся всем телом вправо. А затем и вовсе сделал несколько поспешных шагов в том направлении.

Вольный рванул за ним.

— Стой! — крикнула женщина. — Не мешай ему.

Но Александра уже было не остановить. В одно мгновение, догнав Гембела, он едва не врезался ему в спину, когда тот резко остановился. Туман, в который раз послушно разошелся, открывая обзор.

— Сущность! — воскликнул Вольный отступая.

Под ногами простиралась пропасть. Дна видно не было, как и края. Она тянулась и вправо, и влево, теряя очертания в тумане. Шириной метра три, но Александр почему-то знал, не перепрыгнуть. Как ни старайся. А, главное, сделай еще шаг, толкни случайно Марка, тот бы кубарем полетел вниз.

— Что это?

— Граница, — ответила женщина, успевшая подойти ближе.

— Граница чего?

— Наших владений и заодно наблюдательный пункт.

— Не понимаю! — закричал Александр. — Ничего не понимаю!

— Смотри, — просто сказала собеседница, протягивая руку. — За пропасть.

Он всмотрелся вперед и в ужасе застыл на месте. Чуть дальше от того края бушевал смерч. Черная воронка необъятных размеров. А рядом…