– Так я могу привлечь тебя к работе на кухне? – спрашивает он.

– Я согласна разморозить пиццу в микроволновке, если у тебя такая найдется.

– Да ладно, это не еда. Ты ведь сумеешь овощи нарезать?

– Овощи… это такие, которые из земли растут? Да, наверное, справлюсь.

Он закатывает глаза.

– Ладно, возьми сыр. Это тебе ближе.

– Спасибо.

Он протягивает шар моцареллы, деревянную разделочную доску и нож.

– Пожалуйста, на один укус.

– Сию секунду, шеф.

Адам поворачивается к плите, чтобы помешать чеснок деревянной лопаткой и сбрызнуть его оливковым маслом. Мне нравится смотреть, как он возится на кухне, особенно в такие вечера, как сегодня, когда он закатывает рукава, показывая мускулистые предплечья и сексуальные ловкие руки. Я секунду смотрю на него с восхищением, потом занимаюсь сыром.

– Ты ведь не из тех безумных ньюйоркцев, которые используют духовку как шкаф? – спрашивает он.

– Адам, да ни в жизни. Это глупо.

Я мысленно делаю пометку: убрать старые учебники из духовки до нашей следующей встречи. Будет нехорошо, если они загорятся.

Я нарезаю моцареллу, и он одобряет работу. Дальше задание классом повыше: нарезать сладкую итальянскую колбасу. А когда я заканчиваю, Адам просит, чтобы я сделала то, что у меня получается лучше всего, – открыла вино. Я наливаю нам по бокалу каберне-совиньон, сажусь на стойку и продолжаю восхищаться уверенностью, с которой он действует на кухне.

Адам заканчивает готовить, ставит на стол две тарелки пасты, приправленной ветчиной, грибами, луком и расплавленным сыром. Мы едим, сидя на барных стульях лицом к кухне, и он кратко пересказывает мне главные сюжеты дня – одно из многих преимуществ отношений с автором. Он весь озаряется, размахивает вилкой и жестикулирует. Так здорово наблюдать за тем, кто действительно любит то, чем занимается, а не следить за деталями сделок и финансовыми рынками, просто чтобы… чтобы что, заработать больше денег? Я прогоняю мысли о Джонатане и рассказываю Адаму о том, как вчера звонила Винсу, пытаясь выпытать, каковы его пристрастия в постели. Адам хохочет и качает головой.

– Не верится, что тебе за это платят, – говорит он. – У тебя невероятная работа. И никто из твоих клиентов не знает, сколько тебе лет?

– Ну, вроде нет.

Он умолкает, не донеся вилку до рта, и строит рожу.

– Да ладно. Должны знать.

Я выпрямляюсь на стуле.

– Я могу сойти за более взрослую. Ты думал, что мне сколько, двадцать семь, когда мы познакомились?

– Ты даже не знала, что такое JNCO, пока я не рассказал… ты узнала о деле О. Дж. Симпсона на курсе истории… твои телефонные счета до сих пор оплачивает мама. Саша, извини, но ты никого не обманешь.

И он смеется, отчего мне становится еще хуже.

Я терпеть не могу, когда он заговаривает о возрасте. Это лишает меня уверенности.

– Ладно, хорошо. Но взгляни на это с другой стороны, есть и преимущества: я сразу смогла выследить тебя по Инстаграму, я достаточно хорошенькая, чтобы стремные старые чуваки смахивали меня вправо, у меня куча энергии для круглосуточной работы. Это ведь чего-то да стоит?

– Как скажешь, детка.

После ужина мы валяемся на диване в оцепенении, как бывает у недавних пар, он забрасывает ноги на стол, а я сворачиваюсь рядом и кладу голову ему на грудь. Адам гладит меня по голове левой рукой и делает вид, что правой ищет что-нибудь посмотреть по телеку, но нам не важно, что на экране, если можно вот так лежать. В конце концов он включает какую-то независимую драму, которая никого из нас не увлекает, так что мы отвлекаемся, целуясь, без потери сюжетной нити. Мы десятки вечеров провели вот так – готовили и смотрели кино, – и это начинает казаться обычным делом. Мне нравится, насколько это уютно.

Когда кино кончается, я проверяю телефон: два сообщения от Минди. Я молюсь, чтобы она не отменила завтрашнее свидание, потому что тогда его придется переносить.

«Можем завтра встретиться за кофе?» – написала она час назад, а еще через час: «???»

«Конечно. Во сколько?» – отвечаю я.

Она немедленно реагирует, назначая мне встречу в 11.00 в «Старбаксе» возле своего офиса, и заканчивает истерическим: «Спасибо!!!!»

– Работа? – спрашивает Адам.

– Да. Это Минди.

– Передавай ей привет.

Я закатываю глаза и разворачиваюсь у него в объятиях, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Не хочу, чтобы меня уволили.

– Ладно, ладно. Т-т-т-т-так. Давай тогда сочиним историю. Скажем, что мы встретились случайно.

– Интригует, но нет.

– Почему?

– Мы живем в противоположных концах города, ходим в разные бары, у нас нет общих друзей, мы не работаем в одной сфере…

Я загибаю пальцы.

– Мы вообще-то познакомились в Тиндере, если помнишь.

– Знаешь, люди обычно врут о том, как познакомились, чтобы не говорить о встрече в Тиндере.

Он пожимает плечами.

– Лишь бы для нас сработало.

Нас. У меня от этого слова мурашки по спине. Оно мне нравится.

У Адама голодный взгляд, и я знаю, что означать это может только одно. Разговор о том, где мы познакомились, уходит в сторону, когда Адам начинает покрывать горячей дорожкой поцелуев мою шею и расстегивать рубашку. Я стаскиваю свитер.

– Боже, только глянь, какая ты, – говорит он, проводя ладонями по моей груди и обнимая меня за талию. – Ты самая роскошная девушка на свете.

Я рассчитываю, что мне хватит времени принять душ между уходом от Адама и кофе с Минди. Как-то некрасиво не смыть с себя смесь запахов секса, пота и одеколона Адама, прежде чем встречаться с ней. Минди приходит раньше, смахивает крошки со столика коричневой бумажной салфеткой, когда вхожу я. Она спрыгивает со стула, чтобы меня обнять.

– Привет! – она тянется изобразить поцелуй в обе щеки, вовремя останавливаясь, чтобы не размазать по моему лицу алую помаду.

– Помада просто супер, – говорю я, отчасти потому, что она мне нравится, но больше потому, что знаю, от комплимента Минди разулыбается. Я права.

– Будешь что-нибудь? – спрашивает она.

Выглядит она лучше, чем в последний раз, когда мы встречались, но лишь потому, что сидит с прямой спиной, а не корчится над мусорным баком в Блумингдейле. Я, наверное, могла бы записать напитки на счет «Блаженства», но я решаю этого не делать – очередь тянется почти до двери. То, как Минди впивается ногтями в кофейный стакан, говорит, что она нервничает; я не хочу заставлять ее и дальше ждать, она уже достаточно терпела.

– Нет, не буду. Не хочу стоять в очереди, – отвечаю я, отодвигая стул. – Как ты себя чувствуешь? Лучше?