– Что за бестолочь! За конюшней и без вас есть кому следить. А ваше дело беречь мой покой! – в гневе выкрикнул конунг. – Хотя нет, более это не ваше дело.

– Господин! – подал голос Хельги. – Я примерно накажу этих болванов, а на их место подыщу кого-нибудь посмышленей.

– Уж постарайся, – почти с угрозой промолвил Рёрик.

Многое, наверное, мог бы порассказать один из убийц, если бы кого-нибудь из них удалось взять живьем. Но Хельги поспешил прикончить единственного выжившего после схватки с Ансгаром, и теперь ему приходилось виниться перед конунгом за свою ошибку:

– Гнев меня обуял, когда услышал я, что эта сволочь хотела убить тебя, господин! Рука сама выхватила нож. А не было бы ножа, я бы зубами ему глотку перегрыз!

– Верю, верю! – отмахнулся от своего верного слуги конунг. – Но теперь-то мы как узнаем, правду ли говорит этот парень?

Единственным, кто мог хотя бы отчасти подтвердить слова Ансгара, оставался Ормар. Послали за ним. Когда Ратмир его привел, он казался напуганным: вероятно, полагал, что Ансгар натворил что-нибудь, а потому и Ормар, разрешивший ему покинуть стражу, нес часть вины.

– Я не хотел его отпускать! – твердил Ормар. – Но он утверждал, будто слышит чьи-то голоса и свист, и я подумал, что дам ему спуститься под стену, а потом он должен был тут же вернуться назад. Но он убежал куда-то, хотя этого я ему не разрешал.

Конунг нетерпеливо махнул рукой, показывая, чтобы Ормар вышел. Тот начал медленно пятиться задом, повторяя: «Я ему не разрешал убегать, только спуститься», так что Хельги пришлось чуть не силой вытолкнуть его за дверь.

– Странное дело, – подытожил Рёрик, – получается, что три человека из хирда Эринга по какой-то причине вздумали меня убить, беспрепятственно проникли в мой дом и чуть не осуществили свое намерение. И если я и мой сын теперь живы, то благодарить за это мы должны вот этого вот Ансгара, который служит мне без году неделя, но который, однако же, оказался более внимательным и преданным мне, чем моя личная дружина и мой лучший воин, моя правая рука.

Хельги виновато опустил голову и покосился на Ансгара. Тот, впрочем, этого не заметил, ведь в эту минуту наконец восторжествовала справедливость и конунг уразумел, чем обязан ему, Ансгару.

– И этот Ормар хоть и дурак, а тоже, можно сказать, спас меня. Полагаю, ты, Хельги, его бы не погладил по голове, если бы узнал, что он позволяет своим воинам спускаться со стены во время ночной стражи?

– Господин, чем я могу искупить перед тобой свою вину? Прикажи, я все сделаю! – горячо воскликнул Хельги.

Рёрик внимательно посмотрел на человека, которого всегда считал своим самым преданным помощником. Не хотел бы он, чтобы такой муж, как Хельги, оказался вдруг в числе его врагов. Но нет, в его волчьих глазах читались только верность своему господину и готовность разорвать в клочья любого его недруга.

– Что ж, – кивнул конунг, – ты и вправду виноват передо мной. Если действительно хочешь загладить свою вину, то у меня найдется для тебя дело. Ансгар утверждает, что эти парни были из людей Эринга. Приведи его ко мне! Обязательно живого. Я хочу сам спросить у этого дана, как посмел он замыслить что-то против меня или, может, его кто-нибудь на это надоумил? Отправляйся в Альдейгью, не мешкая.

– Слушаюсь, господин, – поклонился Хельги и тут же вышел.

– Ну а ты, парень, – обратился конунг к Ансгару, – ты заслужил настоящую награду. Такие подвиги я никогда не забываю и, будь уверен, одарю тебя со всей щедростью.

* * *

Вечером, когда солнце уже клонилось к закату и приятная свежесть, предвестник ночной прохлады, разлилась над землей, во дворе перед дворцом конунга собрались все лучшие люди Хольмгарда. Здесь были знатнейшие ярлы нордманов. Могучий Адальмунд, предводитель воинов из Вестергёталанда, несмотря на теплую, почти жаркую, погоду, стоял в накинутой на плечи медвежьей шкуре. На шее его висел молот Тора, испещренный рунами, левая рука лежала на массивной рукояти дорогого меча. Славный Викар, приведший своих людей в Хольмгард с изрезанного фьордами побережья Норега, хитрым прищуром оглядывал окружающих и поглаживал свою бороду с аккуратно заплетенными косичками. Молчаливый Йоар, познавший в земле франков искусство боя верхом на коне и обучивший ему свою небольшую, но грозную дружину, стоял, скрестив на груди руки, так что казалось, ему нет никакого дела до окружающих людей. Задиристый Бергтор, родич жены конунга, Ефанды, самый молодой из ярлов, раз за разом встряхивал своими золотыми кудрями и беспрерывно перебирал перстни, которыми были унизаны его пальцы. Темноликий Наттфари с вала данов[72], не имевший равных в ночном бою, по своему обыкновению, стоял за спинами прочих и наблюдал за ними из тени. Доблестный Асмунд, которого Рёрик нашел в Хедебю и возвысил, явился в нарочито простом одеянии и бросал вызывающие взгляды на окружающих, словно ожидая, когда же хоть кто-нибудь посмеет сказать ему неосторожное слово. Наконец, старый мудрый Фроди, юношей сражавшийся еще за Лютбрана Бьёрна. Было заметно, что он с трудом стоит на ногах, но ему помогал длинный тонкий меч искусной работы, который он уткнул лезвием в землю, а руки сложил на рукояти. Лицо Фроди покрывали глубокие морщины вперемешку со шрамами, зубов почти не было, но длинная седая борода придавала ему благородства. Были здесь и другие ярлы и хёвдинги, не столь знатные и с меньшим числом воинов в своих хирдах, а среди них Бальдр Кривой. Не явился только Хельги, отправившийся в Альдейгью за Эрингом.

Призвал конунг и вендов. Явился Крук, изгнанный за свой буйный нрав даже с острова диких ругов, но с годами под железной рукой конунга присмиревший. Он стоял, набычась, и яростно теребил свою и без того всклокоченную русую бороду, в шапку волос на его голове были вплетены многочисленные обереги. Пришли вагры, дальние родичи Рёрика – братья Бурислав, Яромир и Владивой (имена которых нордманы переиначили на свой манер и звали их Бурислейф, Гейрмир и Вальдиваль), схожие ликом и телосложением так, будто родились в один день. Пришли и словене во главе с Ратмиром, а с ним Твердислав, Братята, Терех и Домажир с Рознегом. Разного возраста, все они имели общую черту – могучее телосложение. Только сам Ратмир был несколько сухощав, но не выглядел от этого менее внушительно.

Наконец, пришли и местные финны, те, кого Годин называл чудью и весью. Все они были худощавы, с тонкими, изящными лицами, водянистыми глазами, светлыми, почти белыми волосами. Одежда их очень походила на ту, что носили словене, но при этом украшали ее совсем другие узоры. Старший из них, пошире и потяжелее других, носил странное имя Оцо, но все его почему-то звали нордманским именем Бьёрн. Вместе с Оцо-Бьёрном пришли Онни, Ойва и Суло. Вообще, слушая окружающих, Ансгар привык думать о людях финских племен немного свысока, но эти четверо мужей, явившихся по зову конунга, своим видом внушали уважение. При одном взгляде на них сразу становилось ясно, что это настоящие воины.