Железные Волки. Время секир - Александр Кудрявцев

Краткое содержание первой книги «Железные Волки. Небо славян»

Ратияр из рода Железных Волков прославился победой над сворой викингов и их предводителем Скегги, шившим себе плащи из человеческой кожи. Он утопил викинга в бочке обещанной браги, а голову выбросил в море. На захваченном драккаре[1] он нашел пленницу викингов, северянку Ингрид, и женился на ней. Но она оказалась оборотнем, похищавшим детей. Пытаясь спасти своих людей от проклятья, Ратияр убил жену и в обличье волка ушел в изгнание, поручив сына Ратмира своему дальнему родичу, скальду Браги.

Тот увез мальчика из Гардарики[2] в Скандинавию и вырастил его бойцом, как того требовали суровые времена: приближалась война. Властолюбивый конунг Атли, заключивший договор с неким могущественным существом, убить которое нельзя ни человеку, ни зверю, ни железом, ни огнем, решил завоевать все окрестные земли. Из-за интриг соседей, ставших союзниками завоевателя Атли, Браги и Ратмир оказались в плену. Браги отдал жизнь за свободу приемного сына, убив тюремщика с помощью древней песни про меч Мститель, и Ратмиру удалось спастись. Он бродил по лесу до тех пор, пока окончательно не пал духом и не лишился возможности ходить. Его нашла стая волков. Однако от неминуемой смерти юношу спас странствующий монах Варфоломей, бывший византийский наемник Торстейн.

Он убедил Ратмира, что выше закона мести «око за око», по которому живут все вокруг, стоит новый закон милосердия. Варфоломей верил, что на земле наступит Время Бабочек – так он называл время торжества милосердия. Он говорил, что человек – это всего лишь личинка жадной гусеницы, которую нужно преодолеть, чтобы превратиться в крылатое существо. Варфоломей вернул силу ногам Ратмира, но тот, приняв его веру, не принял его отшельничество и отправился по охваченной войной земле на поиски остатков своей семьи.

Небо и земля слились в одну черную, воющую и изрыгающую колкий снег пасть, что жадно глотала его шаги, тепло и мысли. Лишь скользкие твари из нижних миров ведали, куда он забрался, давно сбившись с пути из-за бушующей вьюги, – та завывала, будто огромная лесная ведьма, голосами съеденных детей.

Да, вот она мигает из визжащей темноты совиными глазами, щерит ржавые клыки… Нет, это гримасы мрака. Здесь никого и ничего, кроме вздыбившегося черного ветра, безумной пляски снега и пробиравшегося вперед путника, закутанного в плащ и шкуры.

Сильный порыв бури пнул его в грудь и обжег лицо. Он усмехнулся и боднул ветер упрямой головой. Путник знал, куда шел.

Белая полоса горизонта рассекла мрак, вновь отделяя небо от земли. Первые лучи показали окоченевшее озеро и угомонили метель.

Но вой не прекратился.

На льду заснеженного озера стоял распухший от воды мертвец. Череп с остатками волос и с изъеденными рыбами глазницами он держал в правой руке, а левой указывал на стоявшего напротив человека. Открытый беззубый рот отрезанной головы пронзительно кричал.

На несколько ударов сердца тому показалось знакомым изуродованное лицо, а потом…

Мертвец стал подниматься в воздух, и человек понял, что труп стоял на вершине мачты гигантского корабля, что всплывал со дна, будто огромный уродливый кит, с хрустом и скрежетом ломая лед.

То, что человек принял за плетеные стебли, составлявшие корпус судна, оказалось гроздьями полуистлевших тел. Парус корабля блестел тысячами серых чешуек.

Ногти мертвецов.

Нагльфар, Корабль Мертвых, покинул порт на другом краю ночи, чтобы явиться на битву богов в последний день существования мира.

– Нет! Еще рано! Рано! – Человек пятился, стараясь нащупать на поясе рукоять меча, но земля уже превращалась в раскаленную лаву, а по небу огромными прыжками бежал Волк, чтобы пожрать солнце последнего дня.

– Рано! Рано!

Конец света вряд ли наступит в удобный для всех срок.

– Нет! Нет! НЕТ! – Человек упал, ударившись боком о что-то твердое, и открыл глаза.

Чудесный, заляпанный жиром, вечно грязный стол съемной комнатенки. Волшебная занозистая лавка у стены, с которой он только что свалился. Прыщавая толстуха-служанка, застывшая на пороге с кувшином в руках и удивлением на лице.

– Все хорошо, – пробормотал Ратмир, подскочил с пола и сунул в пухлую ладошку монету. – Спасибо, что разбудила. Молоко поставь, я скоро вернусь.

Нацепив пояс с мечом и ножом, он выскочил из портовой корчмы, где ночевал уже вторую неделю в ожидании попутного корабля.

Корабля, идущего домой.

Торговая пристань кричала, воняла и ругалась, как портовая шлюха. У сходней бранились со стражей кормчие. Громко расхваливали свой товар у рыбных лотков пахучие жены рыбаков. Чумазые дети клянчили монету и хлеб, а при случае не упускали возможности срезать кошель с пояса зазевавшегося прохожего.

Рядом с людским морем волновалась земля кораблей. Серые хребты вздувались масляно-блестящими горбами, словно под водяной толщей тяжело ворочался во сне Мировой Змей. Волны глухо бились о волосатые от водорослей плиты причалов.

Далеко от берега бросало ветром белый клочок. То падая почти до самых горбов воды, то взмывая к небу, он упорно продолжал путь посреди бури. Присмотревшись, Ратмир застыл от удивления – над штормом летела крохотная бабочка.

– Стой! – Ратмир резким движением поймал у своего кошелька тонкую, но цепкую лапку белобрысого паренька.

Тот взвыл, как ошпаренный кот, и закрутился, пытаясь вырваться из железной хватки. Ратмир неторопливо взял его за шиворот и поднес к краю, за которым яростно погибали волны.

– У-у-у-у! – загудел тот, подумав, что пришел смертный час.

– Смотри! – строго сказал Ратмир, взял пальцами мальчишку за подбородок и повернул его голову к ближайшей пристани. Там по сходням важно ступал богатый купчина в красном плаще. Впереди гнали тройку унылых мужчин в лохмотьях и цепях.

– Хочешь быть как он? – Ратмир встряхнул свою добычу, а та, поняв, что смертельная опасность миновала, жалобно захныкала. – Богатым и толстым?

Добыча умолкла и с гневной обидой смотрела исподлобья, забыв, что болтается над водой.

– Смотри, как надо!

Ратмир повернул рукой лохматую голову, показывая крылатый танец над смертью. Бабочку подбросило сильным порывом ветра, несколько раз повернуло и кинуло вниз. У самой поверхности воды она рванулась и снова взмыла над волнами.