– Другого адреса Лиды у нас нет, – пожала плечами Марина. – Должно быть, она живет у мужа или у друга, его же телефон и дала для связи, а в анкете указала адрес, по которому только прописана, но не живет.

– Возможно, – согласился Ручкин, которому объяснение Марины показалось вполне убедительным.

После этого, попрощавшись со всеми девушками, он покинул офис турфирмы и направился в гости к Лиде. Девушка жила недалеко от турфирмы, возле метро Садовая. От метро и стремительно благоустраивающейся площади Ручкину пришлось пройти в глубь квартала, и вскоре он очутился среди типичных питерских дворов-колодцев с домами, чьи облупившиеся стены украшали окна подъездов с выбитыми стеклами. А по лестнице даже закаленному следователю было страшно пройти.

Стершиеся и скользкие от времени ступени, казалось, только и ждут неосторожного, кто не догадается или просто побрезгует покрепче вцепиться в перила. Ручкин по своей профессии был человеком не брезгливым, поэтому не стал проявлять ненужного героизма и в особо опасных местах охотно хватался за покрытые чем-то липким деревянные и украшенные резьбой многих поколений перила. Поднявшись на четвертый этаж, лифта в доме не было, Ручкин остановился перед сложным выбором. На нужной ему двери было около десяти звонков самых разных мастей, так что квартира явно была коммунальной. Под каждым звонком имелась табличка с фамилией жильца. Но вот фамилии Лиды среди них Ручкин что-то не углядел.

– Бывает же! – с досадой пробормотал он и позвонил в первый попавшийся звонок неких Гарцовых.

Он жал в него довольно долго, прислушиваясь, не откроется ли дверь. Из квартиры не доносилось ни звука, да и звука самого звонка Ручкин не слышал. Но из квартиры внезапно словно бы над ухом у следователя раздался плач младенца, и тут до Ручкина наконец дошло, что дело тут вовсе не в толщине старых стен, а это выбранный им звонок просто не работает. Чертыхнувшись, Ручкин нажал на следующий, и в квартире немедленно заиграла соловьиная трель, но ему никто не открывал. Минуты через полторы Ручкин взбесился и начал жать на все звонки по очереди. Реакция жильцов не замедлила сказаться.

– Ну что вы хулиганите, молодой человек? – с такими словами на пороге возникла худая старуха с мелкими завитками на седых волосах, которые она, видимо, подкрашивала синькой, так как волосы у нее своим цветом напоминали локоны Мальвины.

На престарелой Мальвине был синий халатик в белый горошек, и цвет лица у нее тоже был какой-то голубоватый. В целом эффект достигался неслабый. Например, Ручкин испуганно сделал шаг назад и пробормотал, словно действительно в чем-то был виноват:

– П-простите! Но тут звонки… А мне нужна Лида.

– А по какому вопросу? – бдительно поинтересовалась бабка.

Вместо ответа Ручкин достал свое служебное удостоверение. Лицо бабки озарил неземной восторг.

– Наконец-то! – воскликнула она и даже топнула ножкой, тоже обутой в синюю тапочку. – Наконец-то вы отреагировали! Нет, согласитесь, это же просто невозможно так жить. Они каждый день устраивают дебош. Крики, слезы до поздней ночи. Просыпается младенец Мишиных, а он у них уродился ужасно горластый. Тоже начинает вопить. Другие соседи просыпаются и начинают реагировать. А у меня сердце! Мне нельзя волноваться и нужно соблюдать режим. Врачи запрещают волноваться. А как тут соблюсти режим и не волноваться, если постоянно какой-то стресс?

– И все дело в Лиде? – осторожно поинтересовался Ручкин.

Старуха открыла рот, чтобы продолжить свои обличения, но неожиданно замолчала:

– Ну, не скажу, чтобы она одна скандалила, – наконец произнесла она, обдумав вопрос следователя. – В ссоре всегда двое виноваты. Но Лида, не спорю, дает Леше повод ее ревновать. Вот отсюда и скандалы.

– А сейчас Лида дома?

– Дома, дома, – закивала бабка. – А Лешки-то как раз и нет. Он ее вчера отлупил и ушел. Так что теперь раньше вечера не вернется. Стыдно ему. Вчера вся квартира за Лиду вступилась, так он и на нас понес. Так что сегодня явится с букетом и конфетами. Всем нашим алкоголикам нальет, потом раздаст бабкам и детям конфет и пирожных, а потом уж к Лиде с поддержкой всего общества двинется. Мириться, стало быть.

– Так я могу ее видеть? – спросил Ручкин.

– Полагаю, что да, – немного подумав, разрешила бабка. – Только чтобы Лешка не прознал. А то снова вызверится. И не посмотрит, что вы из милиции. Рожу начистит. Уж чего-чего, а это он умеет.

Слегка деморализованный этим сообщением, Ручкин все же прошел следом за бабкой. Она довела его до третьей по счету двери слева по коридору и, ткнув в нее пальцем, испарилась. Ручкин постучал, потом постучал погромче, и наконец дверь открылась. На пороге стояла симпатичная молодая женщина с заплаканными глазами. То есть в обычном состоянии она, должно быть, была симпатичной.

Но на самом деле это только в фильмах слезы красят героинь. Они там, бедные, рыдают у ног злодея или любимого в три ручья, а выглядят, словно свежие ромашки с каплями росы, сверкающими под первым утренним лучом. В реальной жизни Ручкину не встречалось ни единой женщины, которую бы слезы хотя бы оставляли в приемлемом для визуального контакта виде. Нет! Все опухали, краснели, раздувались и лили уже по большей части не слезы, а сопли, что, согласитесь, совсем не так романтично.

К такому большинству принадлежала и Лида. На вид ей было лет тридцать пять, но лицо так опухло от слез, что морщины, если они у нее и были, должны были сами собой разгладиться. Нос у Лиды тоже увеличился в два раза. И густо наложенный тональный крем цвета загара очень плохо скрывал свежий синяк под глазом.

– Ну, чего вам? – спросила она у Ручкина. – Вы, вообще, кто такой?

– Вы Лида?

– Лида, – кивнула женщина. – А вы меня откуда знаете?

– Ваш адрес мне дали в турагентстве, – сказал Ручкин, снова доставая свое удостоверение.

– Если вам соседи на Лешку нажаловались, так вы им не верьте! – испугалась Лида. – Он хороший, только вспыльчивый. А я тоже за словом в карман не полезу. Так и поцапались. Я сюда от Лешки убежала. А он за мной примчался и снова скандалить начал. Вы не думайте, я ему первая врезала. Взяла чайник и прямо чайником ему по морде засветила. Да и не раз, если уж совсем начистоту говорить. Это уж он потом от меня отмахиваться начал и мне случайно этим же чайником в глаз заехал.

– Я совсем не по поводу драки, – успокоил ее Ручкин, но Лида не желала успокаиваться.

– Да какой драки-то? – возмутилась она. – Никакой драки и не было! Говорю же вам, поспорили мы. А я его чайником.

– Не по поводу чайника я! – взвыл Ручкин. – И Леша мне ваш совсем без надобности. Мне с вами поговорить нужно. В состоянии вы?

– Ну да, – помолчав, согласилась Лида. – Если вам нужно со мной поговорить и не по поводу Леши, то пожалуйста. Только я не понимаю, кто еще из моих знакомых мог вас заинтересовать. Друзья у меня все очень хорошие. И у Лешки тоже.