Крис с Эстебаном продолжали говорить о вере предков и обсуждать необычность Николая, когда он появился. Подъем от реки был не крутой, а хоть бы и крутой, для Николая неважно. Одной рукой он взял за заднюю ногу лося, а другой обеих хрюшек – дубина под мышкой – и волоком вытащил все на дорогу. Чтобы не изумлять друзей своей силой, появившись в зоне их видимости на краю дороги, с усталым и утомленным видом уселся на горб лося и крикнул:

– Эй, вы, лодыри, помогли бы!

Те быстро подошли и все равно удивились такой столь значительной добыче. Эстебан всплеснул руками и, как бы не веря, покачал головой. А Крис тоже развел руки и повторил свое: «Ну ты даешь!» – но теперь уже с восторгом. Николай продолжал сидеть и, тяжело дыша, с усталым выдохом произнес:

– Фу. Давайте-ка впрягайтесь – по кабану и вперед. Я сейчас отдышусь и догоню. Да поедем уже, а то скоро полдня будет, как зря проваландались.

Они послушно с усердием взялись за туши и попытались подтащить дальше к машине. Кожаные подметки Эстебана проскальзывали, пробуксовывали, он суетился, но смог сдвинуть свою ношу всего на полметра. Крис же, будучи в кроссовках, с трудом, но проволок метра три. Прекратив утомительную возню, Эстебан рукавом смахнул пот и упрекнул его: «Тебе-то полегче туша досталась».

– Стойте, стойте, – вдруг остановил их Николай. – Что мы делаем, вот бестолковые! Бросайте так, и кто-нибудь сходи и подгони машину сюда. Эстебан хлопнул себя по лбу и побежал заводить машину.

10

Территория училища была огорожена забором, как и та, где замом был Крис. Они подъехали к воротам. Эстебан сходил на проходную, и им сразу открыли. Он велел подъезжать к одноэтажному зданию, где находилась и кухня, и холодильное помещение, и распорядился:

– Оставляем машину здесь. Они разберутся, что куда, и сами разгрузят, а мы пойдем поищем Леонида, он всегда где-то на территории.

Николаю очень интересно было посмотреть, как же может выглядеть человек в столь солидном возрасте. Шутка ли, почти триста лет. Ведь, возможно, и на Земле медики когда-нибудь научатся продлевать жизнь. Вон, у Булгакова, профессор Преображенский уже пересадил гипофиз. А фантастика обычно не так уж и намного опережает действительность. И у нас уже не вымышленный Преображенский, а натуральный Шумаков, его школа и ученики и сердце пересадят, и другие органы. А здесь, как слышал Николай, врачи могли и в голове покопаться. Брали у молодого донора стволовые клетки какой-то части головы, а точнее участка мозга, в искусственных условиях создавали идеальную среду, выращивали и пересаживали – возможно, это и был тот же гипофиз. Про успехи Шумакова в то время Николай еще не слышал, но читатель-то уже знает, поэтому ему легче это усвоить.

Часы на здании кухни пропикали шесть раз. Николай посмотрел – они показывали три часа. Он всегда удивлялся, почему все часы здесь, да и на радио, и по телевидению, всегда отмечали каждый час шестикратным пиканьем. Это удивление молодому читателю покажется странным, ведь и у нас теперь тоже каждый час начинается, то есть отмечается, шестикратно. Но у Николая почему-то закрепился в памяти трехкратный сигнал. Так было, когда он еще был молодым, еще при Сталине; его отец, чтобы не проспать на работу, за неимением будильника включал на ночь радио, и оно утром, в 6 часов, начинало работать, били куранты, раздавался гимн, и все следующие часы, и семь, и восемь, когда как раз мальчик Коля собирался в школу, начинались трехкратным сигналом. И когда уже в послесталинское время почему-то перешли на шестикратный сигнал, он этого даже не заметил, очевидно, из-за своей какой-то природной невнимательности. К тому же к этому времени он уже стал взрослым и жил отдельно, радиоприемника не было, а когда появились телевизоры, хоть и купил, но, дело молодое, редко включал. И смотрел только, когда выходил новый и хороший фильм, и то если узнавал о нем от знакомых. Поэтому если ушами ему иногда случайно и приходилось улавливать эти новые сигналы, то они проходили как-то мимо сознания в котором очень сильно закрепилось детское, трехкратное.

Итак, Николай не знал, что на Земле часы бьют шесть раз, но мы-то с читателем знаем; так не задаться ли нам вопросом: почему у нас именно шестикратный сигнал выбран сигнализатором нового часа, тогда как цифры «три» или, например, «семь» издревле были наиболее приемлемы на Руси, и не один ли это из элементов глобализации?

Шел конец июня. Кто бывал в Сибири, должен знать, как иногда после полудня солнце раскаляет воздух. Было безветренно, и стоял густой зной. Все трое сняли одетые на голое тело ковбойки и побросали на сиденья в кабине. Остались только в шортах и кроссовках. Эстебан знал, что Леонид Леонидыч всегда сам старается присутствовать на всех занятиях, и спросил у проходившего знакомого инструктора по физподготовке, где можно его найти. Тот послал их на другой конец, к морю. Большая часть территории находилась в лесу, но оканчивалась полукилометровым пустырем, спускавшимся к океану и дельте реки. Все это огорожено забором, как и в училище Криса.

Стояла густая вязкая духота, но с моря тянул слабый бриз и слегка освежал. Захотелось выкупаться.

Подошли к берегу, где и обнаружили деда, как и они, одетого только в шорты. Он сидел под грибком от солнца и разговаривал с парнем, одевавшим легкий серебристый гидрокостюм.

Николай увидел, что дед ничем не отличается от наших семидесяти-восьмидесятилетних стариков и даже выглядел несколько свежее: лицо почти без морщин, не полностью седые волосы; тело, конечно, не мускулистое, но и без какой-либо дряблости.

После теплых приветствий ему представили Николая как старовера, в прошлом году перешедшего жить к нам и теперь полностью нашего человека.

Парень, бывший с дедом, закончил облачение в костюм и собирался войти в воду. Николай с Крисом тоже решили освежиться. Эстебан остался и подсел к деду в тенек.

В настоящее время проходил урок по подводному ориентированию. Пятнадцать курсантов в легких водолазных костюмах только что стартовали с берега с условным заданием. В середине дельты реки находились два небольших островка, расположенных друг от друга метрах в ста. Нужно было под водой доплыть до левого, вылезти, захватить один из предметов, лежавших в середине, – это были какие-то ящички или маленькие чемоданчики – и так же, под водой, переправить его на правый островок. Дальше кинжалом, который был приспособлен к поясу водолазного костюма, с расстояния семи метров поразить цель – укрепленное валунами толстое двухметровое бревно.

Крис зашел по колено и начал, пробуя воду, зачерпывать ладошками и поливать на себя, затем брызнул и на Николая. Леонид Леонидыч с опаской предупредил их:

– Вода очень холодная, температура не выше семнадцати градусов. Вы не смотрите на курсантов, они-то в гидрокостюмах с термостатическими свойствами.

– Да мы недолго, только окунемся и назад, – успокоил Крис.

Николай с тем парнем, одновременно с разгона, сделав два-три шага по воде, нырнули. Они плыли рядом и видели друг друга, но парень-то был в водолазном костюме и, похоже, намеревался плыть до самого острова. «Прошло уже минуты две», – прикинул Николай. И решил: «Пора выныривать». Он помахал парню рукой и всплыл на поверхность. Лег на спину, раскинул руки и отдался течению. Пригревало солнце, и на поверхности вода была совсем не холодная. Наслаждаясь, закрыл глаза, и ему даже захотелось вздремнуть. Побалдев так около десяти минут, почувствовал – почему-то стало сильно раскачивать. Он осмотрелся, и оказалось, что течением его отнесло уже достаточно далеко в открытое море. По берегу ходили Эстебан с Крисом и что-то кричали, а Крис еще и грозил ему кулаком. Николай про себя улыбнулся и попробовал вернуться, но течение, при слиянии всегда очень сильное, мешало. Некоторое время он махал саженками, но почти не приближался к берегу.