– Это я могу, будь спок, ты еще удивишься, люблю поприкалываться, – заверил его Николай.

Высадив друзей в Центральном, Николай прилетел в деревню.

Никаких особых дел у них с Яной в теперь общем хозяйстве не было, и Николай стал ждать звонка Эстебана. Лето было в разгаре, стояла хорошая погода, а в двух километрах от деревни, не со стороны реки, а уже с другой, располагалось большое глубокое озеро. Он и раньше иногда брал у Антона мопед и ездил туда купаться и рыбачить. На следующий день тоже решил позагорать, а заодно испытать подаренный Сидором водолазный костюм.

Николай поплавал, понырял в костюме, отключив кислород, там еще после Сидора оставался запас примерно на полчаса, но ему он был не нужен.

Тогда, при расставании, Сидор объяснил ему, что пополнять запас смеси кислорода он может в училище, а еще лучше приехать к нему и взять специальный насос, тогда он сам сможет подкачивать нужную смесь кислорода с воздухом. Также он даст дополнительную емкость, она крепится к груди, в результате можно проводить под водой по несколько часов.

«Надо заехать и взять, может пригодится», – тогда подумал он. Сейчас поплавав, вылез, снял костюм и улегся загорать.

Оставшись один, Николай задумался: «Даже не учитывая, что я здесь оказался хоть и не по своей воле, но именно с задачей постараться изменить жизнь на этой планете, я и сам без этого веления свыше хочу помочь хорошим, достойным людям установить справедливую жизнь. И, наверное, восстановить веру – веру христианскую, желательно православную. Хоть я сам неверующий, но вера – это хорошо, и она нужна. Бывают разные люди, – думал он, – возьмем меня, неверующего. Я и так стараюсь жить по справедливым законам, даже точно – живу по ним. Уж себе-то врать нет смысла. Никого не убил и уверен, никогда не убью. Никого не предал, правда обманывал, но по мелочам. Ну еще воровал, хоть и не у людей, а у государства, но кто у него не воровал, раз, как говорят, оно нам за труд недоплачивает. Значит, все же грешен, а в церковь не желаю ходить грехи замаливать.

Вообще-то даже сам Бог не требует: «Верьте в меня», а лишь призывает жить по справедливости. Значит, можно так понять, что ему самому больше нужно не чтобы в него верили и молились, а чтобы жили по предписанным им законам. Ведь есть люди, помолившись в церкви, идут и убивают. Но основная масса людей не хотят грешить и молятся, чтобы после физической смерти обрести духовное бессмертие. Таким вера необходима – я не против, пусть верят. Но, думаю, что и я, не молившийся, но живший по Его заповедям, смею надеяться на духовное бессмертие».

Солнце жарило слишком сильно, и он, побоявшись обгореть, перевернулся на спину и заодно остановил себя: «Хватит философию разводить, лучше подумай, как бы узнать, где хранятся эти злополучные чемоданчики. А узнать можно, только если как-то приблизится, и начать общаться с правителями… Вот ты, Господи, если Ты есть, и помоги мне в этом. Сведи меня с ними. Яви чудо! Вот тогда я в тебя поверю, хотя нет, не стану обещать этого. Я как Фома неверующий, наверное, сочту это случайным стечением обстоятельств». Но, между тем, как раз в этот момент у него зазвонил мобильник, и Эстебан сообщил, что отлет назначен уже на послезавтра, где и произойдет случайная встреча с правителями; бывают ли такие совпадения? Попросил и на тебе. И не чудо ли это? Может, если просить не для себя, а для доброго дела, то такое возможно. А как ты думаешь, читатель? Бывают такие чудесные явления?

Через день, ровно в 10, Николай приземлился в аэропорту Центрального, где уже ждали Эстебан и двое Витьков. Это были два приятеля неразлейвода. Их всегда можно увидеть только вдвоем. Где один, там и другой. Их так и звали – Витьки.

Между тем писали они о разном. Один Витек был даже не писателем, а журналистом, когда-то у него вышла пара рассказов, но с тех пор только хвалебная, в адрес правителей, публицистика. По своим убеждениям он являлся аксебашем. Второй скорее барабанщик, он неплохо преуспевал в сочинении разных детективов и боевиков. По ним даже сделаны несколько фильмов, к которым он сам писал сценарии, а часто и режиссировал. Он считался талантливым писателем.

Вскоре подъехали на маршрутном автобусе еще четверо и сообщили, что можно лететь, последнего участника слета не будет. Среди них была и одна довольно молодая женщина.

Дорогу показывали Эстебан и еще один, как потом понял Николай, мамлюк, – маршрут им был знаком.

Местность внизу за окном – одинаково скучна: степи, пески, иногда перемежавшиеся небольшими перелесками.

Никуда не спешили и летели со скоростью километров пятьсот в час. В полете, естественно, зашел разговор об искусстве. Николаю было интересно, но, будучи предупрежден Эстебаном, приходилось слушать и молчать.

Критиковали Эстебана за его только что опубликованный рассказ. Говорили, что народу не нужны эти твои тонкости, он не способен их усвоить и читать не будет, проще нужно писать. И даже если по твоему рассказу сделать фильм, он простым людям не будет интересен.

Вот примерно в таком ключе шли нападки на Эстебана. Четверо опоздавших, включая женщину, сидели в салоне на откидных сиденьях, и, как предположил Николай, все были мамлюками. Но не все противоречили Эстебану, один только глубокомысленно молчал, еще один на каждую фразу просто кивал и поддакивал, возможно, был мамлюком-барабанщиком, среди них тоже были те, которым все по барабану. Он еще все время улыбался. Верхняя часть перегородки «газели» между кабиной и салоном убиралась, и все спокойно общались.

– Беспредметен ваш спор, дорогие мужички, между тем у вас есть отличная возможность узнать из первых рук, точнее уст, у самого предмета, что ему нужно, – сказала писательница, оказавшаяся еще и поэтессой, и кивнула на Николая.

– Ты, Марго, мудра, как всякая женщина, – поддержал ее сосед по креслу и обратился к Николаю: – Никола, скажи, какие книги и фильмы тебе нравятся больше, про любовь или про бандитов и воров?

Николай начал думать, как бы половчее выполнить указание Эстебана и явить присутствующим свою бестолковость. Сразу пришло в голову, что лексика, иначе выговор, в его деревне несколько отличается от городского. И в связи с этим решил: «Ну, сейчас я вам выдам». Но сначала просто обернулся, поджал губы, сделал тупое лицо, удивленные глаза, ничего не сказал и снова повернулся вперед.

– Ну что ты молчишь, Николай, отвечай, – опять спросил тот же настойчивый вопрошатель.

– Никаку вашу фильму или книгу я не люблю читать. Я кино люблю.

Все переглянулись и помолчали. Как и хотел Николай, все поняли, что значение слова «фильм» ему незнакомо. И тогда тот мамлюк, который до сих пор молчал, бывают такие молчуны, чтобы выглядеть повеличественнее говорят редко и всегда глубокомысленно, с умным видом, стараясь выказать свое превосходство, тогда как разговор идет о простых, ясных уже всем вещах. Так вот, этот самый умный поучительно сказал:

– Надо уметь общаться с простым народом, надо проще спрашивать, вот слушайте и учитесь! – И к Николаю: – А кино-то, Коль, какое тебе нравится? Про любовь или про бандитов?