Я пробыл в пути больше восьми часов и прошел около тридцати верст. Хотел есть и спать. У ворот питательного пункта стоял мой автомобиль. Навстречу, осадив лошадей, на карьере ко мне подскакали два драгуна. Один из них был мой вестовой Погорелов.

– Слава Богу, Ваше Высокородие, нашлись! Господи, как мы Вас искали! Лавой рассыпались, целым эскадроном…

Тяжело было на фронте осенью и зимой шестнадцатого года. Война длилась третий год, и, казалось, ей не будет конца. Армии изнемогали в исполинской борьбе, а из тыла приходили нерадостные вести – рост дороговизны, чрезмерная расточительность нажившихся на войне спекулянтов, обнищание рабочих и крестьян, глухое недовольство в городах. Особенно раздражали армию слухи об измене наверху, о царице-немке, о Распутине. Новости привозили свои – отпускные, кое-что узнавали из газет, а пробелы восполняла фантазия. Приезжали часто гости – из Тифлиса, Петербурга и из-за границы. Экзотический фронт привлекал. В штабе сказали, что едет к нам походный атаман всех казачьих войск, великий князь Борис Владимирович. Я впервые узнал, что есть такая высокая должность походного атамана, а на мои наивные вопросы, почему же верховным атаманом казачьих войск является не казак, получал неудовлетворительные ответы – что казачьих войск много, нужно их объединить, а потому над ними должно стоять высокое авторитетное лицо, не из казачьего сословия.

Ни к чему была эта должность; она была выдумана, чтобы занять великого князя.

Он приехал к нам с большой помпой и свитой, и почти все время был в нетрезвом состоянии. Ему устраивали парады, банкеты, дастарханы, а он заметно всех презирал. Его повезли поближе к позициям, показать казаков в строю; когда начальники частей собрались вместе, чтобы представиться, великий князь подал руку только генералам. Офицеры обиделись. Полки приводили себя в порядок, чистились, убирали коней, – лезли из кожи, а он поленился проехать к этим полкам. Офицеры в складчину угощали высокого гостя; за сотни верст послали курьера в Энзели, за рыбой и икрой к великокняжескому столу. Сели за стол. Великий князь презрительно сжал губы и громко бросил:

– Опять икра, какая гадость! Надоело.

Офицеры возмутились.

Визит великого князя Бориса Владимировича в Персию не достиг своей цели. Он не поднял бодрости в казачьих войсках и не укрепил связи армии с царствующим домом.

Весть об убийстве Распутина распространилась быстро. В течение нескольких дней. Сначала в гарнизонах, затем на позициях и на глухих этапах в горах. Об убийстве узнали с радостью и жадно интересовались подробностями. Потом робко кто-то назвал имя великого князя Дмитрия Павловича, а когда в штабе узнали, что он едет на наш фронт в ссылку, интерес достиг крайних пределов.

– Распутина убили, поздравляю вас. Великий князь замешан.

– Слыхали?

– Правда, что в наказание его отправили в Персию?

Так говорили русские и в городах, где стояли гарнизоны, и в полках.

Убийство Распутина было первым ударом грома начинавшейся грозы. Неудачи войны приписывались Двору. Политическая атмосфера была удушливой, и выстрел в Распутина давал надежду. Казалось, пройдет гроза и легче будет дышать.

* * *

Я был в Казвине и получил телеграмму от Баратова с просьбой выехать в Менджиль, встретить великого князя.

Выехали на ночь, на двух «фордах»; к утру надеялись быть в Менджиле. Ночь была темная и холодная. В горах выпал снег, было мокро и скользко. Я дремал в автомобиле, тепло одетый в полушубок и укрытый буркой. Спать мешали шакалы. Злобный вой их и плач преследовал всю дорогу, и в дремоте казалось, что это плачут дома дети, что они должны давно спать, и почему нянька не может их уложить в постель… Мой сон прерывает Белянчиков.

– Вот, Алексей Григорьевич! В Энзели сейчас хорошо. Я был третьего дня, графиню возил. Выпал снег. Снег лежит, а апельсины висят! Ха! Ха! Ха! Красота!

Я что-то пробормотал в ответ, пытаясь заснуть. Должно быть, я дремал довольно долго, и открыл глаза от какого-то большого толчка. Я ехал во втором автомобиле и увидел впереди, на изгибе дороги через речку, медленно поднимающийся вверх первый «форд». Он ярко освещал генератором мокрую дорогу и хрипел и гудел на первой скорости. Я услыхал громкие отрывистые крики. Автомобиль остановился, и пассажиры выскочили на дорогу.

– Здесь, бей его! Вот, вот!

– Да не стреляйте! Хватай!

– Да он колется…

– А где же другой? Ищите, ищите…

Мы подъехали к месту происшествия и приняли участие в охоте на дикобразов. Это было постыдное зрелище. Пара дикобразов, по-видимому, далеко ушла от своих нор и была напугана ярким движущимся светом и шумом мотора. Один из дикобразов бежал впереди машины, по дороге, вперед, по-видимому, обезумев от страха. Справа был крутой склон, а слева обрыв. Может быть, зверь надеялся добежать до норы, где-нибудь поблизости, незаметной в складках рыхлого массива. Бежал только один, другой куда-то скрылся. Его настигли в одном из изгибов ущелья. Он был ранен и бежать дальше не мог. Ощетинился большими колючими иглами и хрюкал. В него бессмысленно стреляли, били винтовками, швыряли камнями. Это, должно быть, был старый дикобраз. Тяжелый – пуда полтора весом и не менее аршина длины.

Ныне покойный Г.Г. Праве был большой гурман; он уверял, что мясо дикобразов – самое вкусное в мире. Праве, по-видимому, если и ошибался, то не очень. Мы съели тонкое блюдо в тот же день.

* * *

Автомобили подкатили как-то внезапно. Группа блестящих военных стояла у питательного пункта Земского союза. Я никогда не видел великого князя и наугад подошел к высокому стройному молодому офицеру с погонами штабс-ротмистра и аксельбантами. Я угадал.

– А Вы давно в Персии? А откуда Вы? А работы много? – он засыпал меня вопросами.

– Из Москвы? Ведь я тоже москвич. Какая чудная Москва! Как я люблю ее – ведь я прожил там мое детство!

Мы осмотрели приемный покой с больными. Солдаты знали, что должен приехать двоюродный брат царя, а потому все прибралось и подтянулось. Осмотрели питательный пункт и кухню, пробовали борщ. Произвели переполох в ночлежке – огромном караван-сарае. На нарах лежали и сидели проходящие солдаты; при крике «Смирно!» сорвались со своих мест и застыли с каменными лицами, глядя на блестящую группу посетивших их гостей.

Великий князь с интересом расспрашивал об условиях жизни и работы в Персии, о климате, о болезнях, о нашей организации. В Менджиле, как всегда, дул ветер, день был холодный, и потому все скоро замерзли.

Пошли греться и завтракать.

Я приветствовал гостя и в ответ услыхал хорошие слова о Земском союзе, который на всех фронтах необъятной русской армии разделяет с ней тягости войны.

Незадолго перед этим я слыхал, как один из высоких гостей поднимал бокал за «Земский союз городов».