Но на связи оказалась Ирка.

– Этта кто? – удивилась она.

– Я. Говори.

– А чего не по-русски отвечаете?

– Повторяю французский. Что случилось?

– Эта Леся вытряхнула из банок всю крупу! – началавозмущаться домработница. – Мол, червяки завелись. Взяла сито и ну шуровать! Нуне дура ли?

– М-м-м, – протянула я.

Может, Леся и беспардонна в своем желании навести порядок внашем запущенном доме, но в отношении жучков она права. Иногда в банкахзаводится пищевая моль.

– Кастрюли перешуровала, подстилку Хуча распотрошила, –перечисляла каверзы Леси Ирка.

– Какую? – удивилась я, по-прежнему стоя за недвижимымтрамваем.

– Зеленую, клетчатую, из гостиной. Она тама шесть годовлежит, никому не мешает. Так нет, заявилась чистюля, разодрала материю изаорала: «Поролон сгнил!»

– Правильно, – опрометчиво сказала я, – за столько летнаполнитель в труху превратился.

– Дарь Ивана, вы на чьей стороне? – пошла в атаку Ирка.

– На твоей, – заверила я.

– Ковер с лестницы стащила!

– Угу, – нейтрально отреагировала я.

– Под подоконники с тряпкой полезла.

– Ага.

– Карнизы занавесочные воском натерла.

– Эге.

– Витек ее бойлерную чистит.

– Да ну?

– Купил натирку для железа, трубы полирует!

– Офигеть. Они что, из дома не выходят?

– Трудятся, как хомячки. Стирают, моют, полощут.

– Как еноты, – поправила я.

– О нет! – взвыла Ирка. – Я их не вынесу! Только енотов мнене хватало. С какого, простите, бодуна, вы их, Дарь Иванна, купили?

Я посмотрела на трамвай, который до сих пор торчал уостановки, и решила напомнить Ире историю появления в Ложкине Витька и Леси.

– Чистоплотная парочка – родственники Зайки. К ней иобратись с претензиями.

– Я про енотов! – невпопад ответила домработница. – Сдайтеих назад.

– Кого? – растерялась я.

– Енотов!

– Каких?

– Я не успела с ними познакомиться. Думаю, они противные.Пукают вонюче.

– Это скунсы.

– Еще и они? Не привозите их в дом! – испугалась Ирка. – Ибез них в Ложкине кавардак. Ну зачем вам еноты со скунсами? Скоро Дегтярев сТемой из Питера приедут!

– Полковник обрадуется, когда узнает, что он тебе дорожескунса, – вздохнула я. – Ира, ты меня не поняла. Ты сказала: «Стирают, моют,как хомячки». Но это неверно, грызуны боятся воды, плещутся в рекахеноты-полоскуны.

– А скунсы?

– Вот о них не знаю.

– Ох, Дарь Иванна, – у меня от ваших рассуждений гастритобразовался! – с чувством произнесла Ирка.

– Ирочка, – нежно спросила я, – тебя раздражают Леся иВитек?

– Жуть! Ходят, чистят, все ковыряют, трясут… А кот им втапки писает и за ноги хватает. Ваще молодец, – захихикала Ира.

– Во всем плохом надо искать хорошее, – назидательно заявилая.

– Покажите хоть каплю хорошего в Леське!

– Супруги когда-нибудь уедут…

– Я до этого не доживу! Загнусь!

– Они отбудут на родину, а после них несколько лет непонадобится делать генеральную уборку, – утешила я Ирку. – Я бы на твоем местепоощряла парочку, хвалила без остановки.

В трубке воцарилось молчание, потом Ирка протянула:

– Не думала о них с такой стороны.

– Вот и поразмышляй, – предложила я, отсоединяясь.

Интересно, долго трамвай будет стоять? Что мешает егопроезду? Слева машины беспрепятственно едут мимо. И почему подростки наостановке, радостно смеясь, тычут в мою «букашку» пальцем?

Я оглянулась и ахнула – позади выстроилась очередь извагонов. Очевидно, на линии перебой с электроэнергией, а моя машина застыла наместе, будто способна передвигаться только по рельсам. Ясно теперь, отчегонарод на остановке ржет.

Я решительно вырулила на проезжую часть и двинулась вперед.Телефон вновь запрыгал. Ну вот, «ни сна, ни отдыха измученной душе»:

– Да! Говорите! – не особо любезно отозвалась я.

– Муся, ты давно видела алмаз «Око Будды»? – забывпоздороваться, спросила Маня.

– Полгода назад, – ответила я, – в…

– Спасибо, – быстро завершила беседу девочка, не дав мнедоговорить, что уникальная драгоценность хранится в одном из музеев в Лондоне.

Дзынь, дзынь…

Я вцепилась в телефон.

– Алло.

В ответ раздались длинные гудки. Затем сразу звонки:дзынь-дзынь:

Что за черт? Сотовый не может одновременно сообщать о своейготовности к набору номера и издавать звонки. А, это трамвай! Стоило мне уехатьс путей, как движение возобновилось.

Дзынь-дзынь:

Я нажала на газ, стараясь удрать от обезумевшеговагоновожатого.

Дзынь-дзынь:

Он с ума сошел? Проезжает остановки. Так хочет убрать с путикрохотный автомобильчик?

Дзынь-дзынь:

Терпение мое лопнуло, я затормозила и решительно вылезланаружу. Никогда не занимаюсь разборками на трассе, понимая, что у меня нет нималейшего шанса победить в бою, всегда уступаю дорогу тем, кто нервничает. Носейчас мне некуда деться. Улочка сузилась до одной полосы, сбоку торчит цифра«40» в круге, а я никогда не нарушаю правила. Трамвай, набитый до отказалюдьми, тем более не должен нестись, как бешеная лошадь. Вот сейчас отчитаю заэто водителя!

Я обернулась и замерла. Позади не было трамвая, он синелвдалеке, на остановке.

Дзынь-дзынь: – настойчиво неслось из машины.

Телефон! Я вернулась в «букашку».

– Слушаю.