Но самая большая новость была впереди. Когда француз сообщил о смерти турецкого султана Абдул Гамида и воцарении его племянника Селима, Ушаков даже переспросил. В России о столь важной новости, оказывается, ничего еще не знали. Не откладывая дела в долгий ящик, Ушаков тут же отписал письмо со столь важным сообщением Потемкину и велел курьеру скакать в Елизаветград немедля.

Потом продолжил допрос. Теперь контр-адмирала более всего интересовал турецкий порт Синоп. На то у Ушакова были свои причины.

Рассказанное Болотом о Синопе тоже было весьма интересно. На местной верфи, как выяснилось, полным ходом строились два линейных корабля, один из которых был уже совсем готов к спуску. Там же в Синопе отстаивались после плавания к Анапе еще один корабль и два фрегата. Кроме того, там же стоял малый фрегат, ходивший с конвоем в Румелию, да еще два кирлангича и три мелких судна.

– Получается, что, объединившись с достраиваемым кораблем, в Синопе затаился целый эскадр! – делал выводы Ушаков. – И сие совсем неспроста!

– А каковы синопские суда по вооружению? – снова обратился он к французу.

– Любопытствуя, я видел, что на турецком корабле, что корабль этот вооружен плохо и люди на нем ненадежные, при этом многие больны.

9 июля 1789 года береговая стража на Тарханкуте донесла, что «появившиеся вчерашнего числа от стороны Очакова осьмнадцать судов, через ночь подавшись вперед, сего утра оказались противу каменного маяка, на оном Куту состоящего, оные суда вытянулись в линию передом к Севастополю от берега примерно верстах в двадцати пяти, стоят на одном месте, но какой они величины, о скольких мачтах, также неприятельские или наши – рассмотреть неможно». Это значило, что турецкий флот уже бороздит просторы Черного моря.

Затем турки подошли в видимость Георгиевского монастыря, что под Севастополем, однако к самому порту Гуссейн-паша подойти не решился. Затем он ушел от крымских берегов и направился к Очакову, блокировав лиман.

Потемкин был взбешен. Державшему флаг на линейном корабле «Иосиф Второй» Войновичу он велел:

– Деблокировать лиман и помочь армии наступать на Гаджибей.

Тот отписал соответствующий ордер Ушакову в Севастополь. Получив бумагу, Ушаков немедленно вышел в море. Севастопольская эскадра взяла курс на Очаков. Назревало очередное генеральное сражение за уже отбитую у турок крепость.

На траверзе Тендры с салинга передового брига «Полоцк» был усмотрен турецкий флот в десять вымпелов. Через полчаса их насчитали уже более трех десятков. Сомнений быть не могло – перед севастопольцами были главные силы неприятеля.

– Палить из пушек! – велел контр-адмирал. – Авось наши на Тендре усмотрят магометцев и сообщат Войновичу.

Несмотря на превосходство в силах, турки сближаться были не намерены, а предпочли удалиться. Ночь скрыла противников друг от друга. На следующее утро горизонт был чист. Турецкий флот, оставив Очаков, ушел в неизвестном направлении.

– Очаковские воды свободны, а потому мы свою задачу исполнили! – объявил капитанам Ушаков и велел разворачивать форштевни кораблей на Севастополь. Впереди, как всегда, посыльной бриг «Полоцк».

На траверзе Тарнханкута внезапно обнаружилось много парусов.

– Никак турки! – заволновался командир брига лейтенант Карандин. – А мы от флота вперед оторвались! Теперь придется бой смертный принимать, иного и не остается.

В это время ветер переменился и во всю ширь развернул над обнаруженными судами флаги: косые синие кресты на белоснежных полотнищах.

– Наши! Ура! – кричали матросы, обнимая друг дружку. – Знать не пришел нам смертный час, поживем еще малость, солнышку порадуемся!

То была Лиманская эскадра Войновича, вышедшая навстречу Ушакову и разминувшаяся с ним: линейные корабли «Иосиф Второй», построенная вместо захваченной турками новая «Мария Магдалина», прошлогодний бриз «Леонтий Мученик», а также 50-пушечный фрегат «Александр Невский», числившийся ныне по воле светлейшего кораблем. Вокруг кораблей крутилось с полтора десятка мелких судов.

Как выяснилось, Войнович вышел из Лимана и без боя дошел до Евпатории. Так произошло соединение двух эскадр, которому почти два года препятствовали турки.

Тактическая победа была, разумеется, за нашими, турки так и не решились высадить десанты под Очаковым и в Крыму, но реального успеха, которого так ждали в Елизаветграде и в Петербурге, все же не было. Екатерина отозвалась на это Потемкину с нескрываемой горечью: «Мне кажется, что и твой Войнович не очень на море идет вперед…»

* * *

Следующий после Очакова крепостью на побережье Черного моря был Гаджибей. Разумеется, по величине и значению эта крепость была не чета очаковской твердыни, однако на Гаджибей вполне мог базироваться турецкий флот, а потому, не взяв тамошний замок, двигаться далее было нельзя.

С весны 1789 года в ставке светлейшего начались разговоры о покорении Гаджибея. На подступах крепости в то время находился отряд генерала Гудовича. Авангардом его командовал вездесущий Иосиф де Рибас. Пока речи о штурме крепости не было. Но передовые дозоры туда уже доскакивали.

Из письма де Рибаса секретарю светлейшего Попову: «Полковник Машлыкин утром возвратился из Гаджибея. Он был там со 150 казаками, проведшими ночь в лощине по ту сторону большого Куяльника, в пяти верстах от укрепления, а утром он пошел с одним есаулом открыть неприятеля в расстоянии одной версты. Он заметил, что в укреплении мало людей, насчитал 23 лодки одномачтовых, которые он принял за запорожские суда, и 37 больших и средних якорных судов на море, на расстоянии пяти верст. Я говорил с ним и его есаулом и, судя по тому, что они мне сказали, нечего сомневаться в том, что они видели все и очень хорошо, только не могли разобрать качество судов, и я замечаю, что в числе средних они видели несколько двухмачтовых. Один сметливый и смелый есаул Комчатского полка возвратился вчера с таким же открытием и донес слово в слово то, что Машлыкин. Поэтому можно судить приблизительно по трем этим разным донесениям о силах неприятеля, до сих пор не очень значительных. О них точно узнают, когда гр. Войнович пошлет для разведки офицера».

Через несколько дней де Рибас снова послал дозоры к Гаджибеевскому замку. Вернувшийся казачий старшина доложил:

– Под берегом насчитал двадцать семь судов, потом некоторые уплывали, иные, наоборот, приплывали. Из крепости же Гаджибеевской никто не выезжал и ворот не открывал!

К этому времени Потемкин выслал из Очакова к Гаджибею три конных полка, да три полка черноморских казаков. Чтобы скрыть свой маневр, войска продвигались только ночью и незамеченными достигли Пересыпи, что неподалеку от Гаджибея. На следующий день к отряду присоединились еще два батальона с полевыми и осадными орудиями. Все это воинство, в начальство над которым вступил де Рибас, затаилось в Кривой балке. Посланные ранее к Гаджибею казаки донесли ему, что опять видели около 40 турецких судов в море и 33 лансона, стоявших на якоре близ берега. Поэтому на перешейке между морем и Куяльницким лиманом де Рибас разместил батарею в 16 пушек, чтобы попытаться нанести урон неприятельскому флоту.