На этом Хёнсу остановился. Ему было стыдно, но вместе с тем он сердился из-за своего жалкого оправдания. Чувствовалось, что Сынхван ему не поверил.

«Сначала давайте зашьём, а потом поговорим».

«Думаю, что в это время медпункт вряд ли работает…»

«У врача в нашем медпункте хороший слух. Он недавно появился у нас, поэтому пока работает хорошо. Постучишь, сразу выйдет».

Сынхван вывел Хёнсу из ванной, поддерживая. Хёнсу показалось, что Сынхван решил проводить его до медпункта.

В прихожей Сынхван оглянулся и открыл шкаф.

«Странно».

Он в задумчивости наклонил голову. Хёнсу, надевая ботинки, спросил:

«Что странно?»

«Мои кроссовки пропали. Кажется, я вчера оставлял их тут».

Хёнсу остановился. Вчера утром Ынчжу сказала то же самое: «Странно, куда исчезли мои туфли, которые я оставила тут?» Бормоча, она искоса поглядывала на Хёнсу. Её глаза говорили: не ты ли их спрятал, чтобы я не смогла пойти на работу?

«Ты оставайся дома. Тем более что скоро встанет Совон. Я один схожу».

Он быстро открыл дверь и, закрывая её за собой, добавил:

«Не говори моей жене. Если она узнает, то определит меня в психушку».

Ответа не последовало. Хёнсу обернулся. Сынхван смотрел на него растерянно. Да, понимаю, мне и самому-то непросто.

«А как это случилось?» – спросил врач, делая рентген. Хёнсу молчал и не знал, что сказать.

«Как вам известно, причинение себе увечья не относится к несчастному случаю. Это не страховой случай».

Хёнсу ответил, опустив глаза: «Иногда у меня парализует левую руку. Когда я пускаю кровь, паралич проходит».

Было видно, что врач тоже ему не поверил. Зашивая рану, он всё ворчал:

«Если решил резать артерию, то надо резать как можно глубже. Умереть тоже нелегко. Обычно в девяносто девяти случаях из ста, когда режут артерию, терпят неудачу. А если порежешь связку, не только не умрёшь, но ещё и рука перестанет работать…»

Закончив процедуру, он надел на руку Хёнсу бандаж.

«Несколько дней походите так. Рука должна быть направлена вверх, только тогда отёк спадет».

Хёнсу получил лекарства и вышел из медпункта. Стоя у входа, он закурил. Его взгляд был направлен на дорогу, но он видел только одного мужчину. Мужчину, который каждую ночь с ботинками под мышкой идёт по дороге за забором. Мужчину, который с моста водонапорной башни бросает обувь в озеро. В первую ночь он бросил тапочки, во вторую – туфли Ынчжу, а вчера – кроссовки Сынхвана. Страшный вопрос возник в голове. Чья обувь будет сброшена сегодня? Он не мог понять, по какому принципу выбирает обувь. Он знал только одно: есть обувь, которую нужно обязательно защитить от этого мужчины.

Прошлой весной Совон принёс домой грамоту, вручённую ему за победу на конкурсе по математике. Хёнсу по своей «секретной» карточке купил кроссовки «Найк». Совон не успел даже их померить. Ынчжу сразу их отняла.

«Размер маленький. Завтра я поменяю».

Хёнсу с недоумением сказал: «Они не маленькие. Я купил на размер больше».

Ынчжу положила обувь обратно в коробку и сказала:

«Ты знаешь, как быстро у Совона растёт нога? А к тому же на эти деньги можно купить пять пар другой обуви».

Совон, готовый вот-вот расплакаться, посмотрел на отца. Хёнсу только тогда понял, чего хочет Ынчжу. И он закричал: «Отдай ему кроссовки!»

«Вечно ты создаёшь проблемы. Как можно покупать ребёнку кроссовки, которые стоят больше ста тысяч вон? Если привыкнет к такому, то будет требовать всё дороже и дороже».

Хёнсу отнял у Ынчжу кроссовки и, чтобы она ничего с ними не сделала, выхватил из кармана ручку и написал внутри имя «Совон».

Но на этот раз написанное на изнанке ботинок имя не поможет. Надо спрятать кроссовки. Однако спрятать их некуда, потому что мужчина из сна смотрит на мир его глазами. Он может сказать Совону, чтобы он сам их убрал куда-нибудь подальше. И попросить ни за что их мне не показывать, даже если я переверну всю квартиру вверх дном, пытаясь их найти.

Хёнсу ногой потушил окурок. Его охватило отчаяние, ещё более страшное, чем головокружение.

Накануне похорон той девочки я весь день был вне себя от волнения. Я помню, что шестой урок был таким занудным, скучнее, чем молчание матери. Я также помню, что каждую перемену стоял у доски объявлений и смотрел на фото девочки с объявления о пропаже. Возможно, тогда я сказал про себя: «Ты не переживай за друга, я буду о нём заботиться».

После уроков я вернулся домой, мамы не было. На двери холодильника была записка: «Я ушла в сельскохозяйственный банк в городе. Помой руки, сделай домашнее задание. Еда на кухне в шкафчике».

«Я закончил домашнее задание, схожу проведать Сынхвана» – также написав записку, я прикрепил её магнитиком. Я был уверен, что, если мама проверит, позвонив Сынхвану, точно ли я пошёл к нему, то он ей это подтвердит. Тем более что именно он помог мне ходить навещать О́ни. Он также показал мне маленькую калитку для собак и дорогу за забором. Ещё он купил мне средство от комаров, действие которого длится аж целых семь часов.

Я достал из портфеля книги, положил туда пакетик с кормом, средство от комаров, еду и перекусы от мамы. Наполненный ранец я надел на плечи и выбрался во двор через окно.

Окно девочки всегда было слегка приоткрыто. На нём была сетка от москитов, но она не мешала заглянуть в комнату. Поэтому при каждой возможности я туда заглядывал. В тот день я также остановился у её окна и посмотрел внутрь. Я сразу увидел её фотографию. Большие чёрные глаза смотрели на меня. Они словно упрекали меня и обижались, что каждую ночь я игнорирую её, когда она зовёт меня, и что я прячусь за занавесками и не иду.

Я отвернулся и отошёл от окна, хотя мне хотелось задержаться у него подольше, но что-то неприятное будто толкало меня в спину. Словно кто-то вот-вот меня схватит. Стоя у окна девочки, я всё время это ощущал.

Проход для собак я нашёл сразу, как и все другие ориентиры. Вход к озеру номер один, водонапорная башня, причал, место, где заканчивается дорога, выход на тропинку к ферме «Серён», ольховый лес, заброшенный дом на ферме, дерево со свисающими вниз плодами хурмы размером с грецкие орехи. Затем закрытый загон – это уже пункт назначения. Когда я открыл настежь дверь, солнечный свет наполнил помещение, и я увидел бетонный проход. По обеим его сторонам был проложен деревянный настил. Сливная канава для навоза была прикрыта доской. Проход был отгорожен заграждением из металлических ржавых прутьев. Не оглядываясь, я направился прямо внутрь. Сынхван сказал, что в самом углу деревянный пол провалился и там дырка. В ней и находится убежище О́ни.

«О́ни, О́ни», – подойдя к яме, шёпотом позвал я. Мне очень хотелось перепрыгнуть через ограду, но я сдержался: кот мог испугаться и убежать. Я вскрыл пакет с кормом и потихоньку положил его внутри за оградой и стал ждать. Долго ждать не пришлось, О́ни показался из своего убежища – ещё и минуты не прошло. Сынхван сказал, что О́ни – это «собакокот». Выглядит он как рысь, а по характеру дворняга. Если относиться к нему по-доброму, то он без всяких опасений совершенно расположится к тебе. Иногда он даже может пойти с тобой погулять. После того как О́ни съел корм, он потёрся подбородком о железные прутья. Я истолковал это как сигнал, что могу зайти к нему в гости.