«Меня больше всего радует, когда я представляю, как рос Совон. Фотографии, которые ты мне присылал на каждый его день рождения, я наклеил на стене. Чем больше смотрю на них, тем удивительнее. Особенно когда Совон до пятнадцати лет выглядел мальчиком, а в шестнадцать резко превратился в юношу. Если бы я всё время был рядом с моим Совоном, я бы наверняка не заметил такой магический прыжок во времени. Я до сих пор представляю именно тот день, когда Совон пошёл в школу. Я чётко вижу его. Мой Совон был самым благородным мальчиком из нескольких сотен детей, которые собрались в актовом зале. Я почувствовал тогда за него большую гордость и решил обязательно рассказать об этом Совону, когда он станет мужчиной…»

Ты говоришь, что тебе любопытно узнать о прозвище «актёр О»? Значит, ты точно сходил к моему двоюродному брату – кроме этого дурака, никто меня так не называет. И что? Как у него сейчас с автобизнесом? Конечно, это не моя забота, но я надеюсь, что ты не отдал ему свою машину, только чтобы разузнать побольше о прозвище.

Конечно, ты наверняка уже знаешь, что такое прозвище дала мне его мать-старшая сестра моей матери, моя тетя. Именно поэтому я в своё время прожил в их доме всего несколько дней. Их квартира находилась на последнем этаже пятиэтажного дома в районе Тансандон в Сеуле. Помнится, тогда мне было двенадцать лет. Я учился в пятом классе начальной школы Серён. У моей мамы было твёрдое убеждение: чтобы поступить в престижный университет, причем на медицинский факультет, надо обязательно с малых лет учиться на уровне детей из Сеула. Поэтому, не спросив моего мнения, меня, единственного – уже в третьем поколении – сына, перевели в сеульскую школу. Самое интересное, что в то время моя мама была учительницей в школе Серён. Другим детям она говорила, что главное – это прилежно учиться, тогда можно всего добиться, а сама в это не верила. Иначе она не отправила бы меня в Сеул вопреки нежеланию отца.

Жизнь в Сеуле была не такой и лёгкой. Прежде всего я должен был жить с тем дураком, двоюродным братом, в одной комнате. Но не только. Ещё он без разрешения брал мои вещи. Я больше всего ненавижу, когда трогают мои вещи. Более того, дети в школе относились ко мне как к деревенщине. Спрашивали у меня, есть ли в деревне Серён электричество, есть ли телевизор, есть ли автомобили. А классная руководительница была и того хуже. Велела мне убираться в туалете. Сказала, что это наказание за то, что я в первый же день после перевода подрался с соседом по парте. Я его ударил по губам. Он заслужил. В тот день я был в новом костюме, который на заказ сшили мне в городе С. А этот засранец потянул меня за галстук и сказал, что я пришёл в перешитом костюме отца.

А я вообще-то сын землевладельца, влияние которого распространялось на многие километры вдоль реки Серёнган. Каждое утро мой отец, взяв меня за руку, ходил осматривать огромное поле. «Ёнчжэ, вся эта земля принадлежит тебе». Но каждый раз, когда папа это говорил, мама подливала масла в огонь. «А кому известен какой-то деревенский помещик?» Для моей мамы её замужество было равноценно обману. Я слышал, что, когда она поступила на работу в школу Серён, мой дедушка запудрил ей мозги и женил на своём сыне. Она только после свадьбы узнала, что мой отец всего-навсего окончил сельскохозяйственный техникум. В деревне с самого рождения ко мне обращались с уважением, как к сыну хозяина. А в школе я был сыном учительницы и одновременно председателя попечительского совета, поэтому все дети в школе знали, кто здесь главный.

Я рассказал про это своей классной руководительнице в Сеуле, подумав, что она понятия не имеет, кто я такой, и поэтому так со мной обращается. Она ответила, что мы находимся не в деревне Серён. И добавила, что она простит меня, так как считает, что я в первый школьный день поступил плохо по незнанию. Но если это повторится, то она накажет меня недельной уборкой туалета. Однако на следующий день произошло похожее происшествие. Учительница сказала, чтобы я выбрал себе наказание: убираться или сидеть на коленях. Я вышел из учительской, собрал рюкзак и вернулся домой. Как я и ожидал, она, похоже, позвонила моей тёте. Когда я вернулся, тетя ругалась, и слова её стучали мне по мозгам, точно клюв дятла. Я был не в себе.

Я очень хотел вернуться в деревню Серён, хотя уехал оттуда всего два дня назад. Но я не знал, как это сделать. Позвонишь маме – понятно, что она скажет. Отправляя меня в Сеул, она повторяла, что Сеул – это не деревня, там нельзя себя вести как хочешь, а надо уметь терпеть. А я и в то время, как и сейчас, ненавидел терпеть. Я хочу жить в мире, где всё происходит по-моему.