Я слышу, как открывается багажник, и папа обходит машину и аккуратно обнимает маму.

– Кэтрин, рад тебя видеть.

Мама чуть улыбается в ответ, и я замечаю небольшой румянец на ее щеках. Папа поворачивается к Рэндаллу и тянется к чемодану, но тот, конечно, настаивает на том, что сам его понесет. В итоге они тащат этот несчастный чемодан вдвоем до багажника.

Мы с мамой переглядываемся. Я сажусь рядом с ней на заднее сиденье папиной Rav-4, потому что пока не готова отлепиться от нее.

– Ты так и не поменял эту машину, Генри? – спрашивает она со смешком, когда папа и Рэндалл садятся спереди. Рэндалл отодвигает сиденье назад, на свой рост под два метра, и оно ударяет меня по коленям.

– Нет, – отвечает папа, ухмыляясь. – Удивишься, как долго может прослужить машина, когда кто-то не едет на тормозах при каждой остановке.

Мама поднимает руку в защитном жесте.

– Я не…

– Она и правда так делает. Правда, – подтверждает Рэндалл, и папа смеется.

Я ничего не говорю, потому что ушам своим не верю. Я не смела надеяться, что эта поездка будет содержать что-то кроме светской болтовни и длинных пауз, но вот мы уже и смеемся. Хотя путешествие еще далеко от завершения.

* * *

Папа с Рэндаллом борются за чемодан всю дорогу до крыльца. Дома пахнет сладким картофелем, когда я открываю дверь, и мама сразу направляется к Эрин, которая в своем манежике кричит «лаа-лааа!».

– Посмотри, как ты выросла, – мурлыкает мама, а в ответ Эрин хихикает.

Роуз показывается из кухни со столовым серебром в одной руке, другой держась за спину. Я ожидаю, что мама будет испепелять ее взглядом, как в прошлый раз, когда они находились в одной комнате, но с потрясением наблюдаю, как она притягивает ее рукой в объятие. Судя по выражению лица Роуз, она тоже потрясена. Я не могу расшифровать внезапную теплоту мамы по отношению к ней. Дело может быть в годах, прошедших с развода, в расстоянии, в наличии у мамы бойфренда, который скоро станет женихом.

А может, это просто притворство.

– Меган, – говорит Роуз, высвобождаясь из объятия, – поможешь накрыть на стол?

Все еще лишенная дара речи, я беру у нее столовое серебро и иду в столовую, слыша, как мама и Роуз завели беседу о детских именах и детских садах.

Мы садимся, как только папа и Рэндалл оставляют чемоданы в моей спальне, где будут спать мама с Рэндаллом, пока все не выдвинутся в Эшленд.

– Во всем ужине нет орехов, для Рэндалла, – гордо объявляет Роуз, когда мужчины входят в комнату.

– Ох ты, ничего себе, – ухмыляется Рэндалл, присаживаясь. – Очень любезно с твоей стороны, Роуз. Вау.

Пока вокруг стола передаются тарелки с картофелем и жареной курицей, я ищу в маме и папе знаков напряжения. Они выглядят абсолютно нормально, папа подкладывает маме картошки, пока она его подкалывает за то, что он не умеет готовить. Я молча жую и слушаю, как Рэндалл вспоминает свою победу на региональном чемпионате по боулингу. Остальные трое периодически встревают с вопросами, как старые друзья.

– Во сколько вы, ребята, завтра отправляетесь? – спрашивает меня папа, пока Рэндалл выходит на кухню подлить всем напитков.

– После репетиции, – говорю я, прожевав.

– А с кем ты будешь жить в комнате? – У мамы понимающая улыбка.

– Не знаю, мам.

– Надеюсь, что не с Тайлером, – дразнит она в ответ.

Я не могу удержаться и закатываю глаза.

– В комнате только девочки.

– И только девочки там и будут, – предупреждает папа, сдвинув брови.

– Мне туда и так некого приглашать.

Оуэн со мной разговаривает только в случаях крайней необходимости, и учитывая то, что я от него услышала тогда в его спальне, я с ним тоже говорить не желаю. Неважно, насколько он хорошо целуется или что я ощутила, когда его пальцы коснулись моей шеи. Это будет моя первая поездка с театральным классом без любовного приключения.

Я замечаю взгляды своих родителей, которые они и не пытаются даже скрыть.

– Мы в это не верим, – сухо говорит мама. – Это класс твоих друзей по театру. Даже в Техасе, где ты не знала ни души, все равно к концу лета у тебя была влюбленность. И это мы еще не знаем, были ли другие, – добавляет она.

– Погоди-ка, что? – Папа поднимает взгляд от тарелки в потрясении.

Не успеваю я ответить, как Рэндалл вставляет:

– Я поймал соседского мальчишку на заднем дворе как-то ночью…

– С Майклом ничего не было, – возражаю я.

– …спустя неделю после твоего отъезда из Техаса, – заканчивает Рэндалл.

Честно говоря, я уже и забыла, что игнорировала Майкла. Он мне писал пару раз после того, как я вернулась домой, а потом быстро нашел себе блондинку из команды чирлидеров. Интересно, вместе ли они еще. Наверняка – да, они, небось, уже помолвлены. Это же Техас.

– Как тот парнишка на крыше. – Слова папы отвлекают меня от мыслей.

Я чувствую, как кровь приливает к щекам.

– О боже.

Мама прикусывает губы, стараясь сдержать улыбку. Роуз переводит взгляд с папы на маму с приподнятыми бровями.

– На крыше? – повторяет она.

Я пытаюсь задавить это в зародыше.

– Давайте не будем это вспоминать. Это уже давно было. К тому же не при… – я показываю на Эрин, сидящую в высоком стульчике, – …ребенке.

– Эрин уже пора учиться на ошибках своей сестры, – говорит папа, затем кивает маме. – Давай ты расскажешь, Кэтрин. Ты же их застукала.

Я мотаю головой. Но на секунду появляется ощущение, что мы будто перенеслись на четыре года назад, и мои родители вместе, а Роуз и Рэндалл – просто пара, пришедшая в гости на ужин.

– Мы были в кровати и смотрели какой-то ужасный фильм, – начинает мама, посматривая на папу. – Какой это был? Ты его очень хотел посмотреть.

Папа отклоняется на спинку стула и скрещивает руки.

– Вообще-то «Змеиный полет» – это классика американского кинематографа.

Мама отмахивается от этого непрошеного мнения.

– Мне показалось, что я услышала стук по крыше, – продолжает она, – и Генри пытался мне доказать, что это просто звук из кино.

– В мою защиту – я знал, что она ищет любой повод поставить его на паузу, – встревает папа.

– Когда это случилось в третий раз, я пошла наружу сама. И вот глядь – а кто-то стоит на крыше над гаражом!

– Следующее, что я помню, – включается папа, – это как Кэтрин бежит обратно, бледная, и говорит, что какой-то парень пытается влезть в дом. Совершенно не паникуя.

Мама смеется в ладонь, краснея, и сквозь свое нарастающее унижение я понимаю, что тут происходит. Мои родители снова чувствуют себя друзьями, объединенные смущением меня.