похоже, снова беда пришла к Нолдор Финвэ. Многие бывшие жительницы Тириона, отпустившие мужчин из своих семей на войну, видели в одно время страшные сны. Мало кто рассказывал об их содержании, но несколько женщин, не выдержав тяжких предчувствий, ушли в сады Ирмо.

Элеммиро погладил сына по руке, тот почти не поморщился. Финвиэль, зная, почему племянник снова с травмой, всё-таки сдержала насмешку.

— Сады Лориэна, — мрачнея на глазах, произнёс менестрель, — не для всех путь обратно в нормальную жизнь. Лучше там не оказываться.

— Именно поэтому я забираю сына в наш новый дом! — едва ли не крикнула Финдиэль. — Великий король Ингвэ добился для своего народа неописуемой, невообразимой чести! Мы не посмеем её отвергать!

Нарнис посмотрела на дочь без осуждения и удивления, с тенью усталости. В последние годы вокруг северной крепости выросло новое поселение, куда съехались женщины и немногие оставшиеся в Валиноре мужчины-Нолдор Первого и Второго Домов, не пожелавшие жить под землёй. Большинство поняли, что пещеры не для них, после нескольких лет попыток быть счастливыми во дворцах Ауле.

«Наверное, Валар недовольны тем, что крепость, служившая тюрьмой мятежникам, стала процветающим городом, вот Финдиэль и нервничает», — подумала дочь Нельяфинвэ Феанариона, наблюдая, как Лауранаро начинает злиться на мать.

— Зачем ты приучаешь моего сына к оружию, которое не имеет отношения к охотничьему?! — перешла на обвинения эльфийка, и муж попытался успокоить её, погладив по руке.

— Это наша семейная традиция, — спокойно пояснила Нарнис. — Наш предок Феанаро Куруфинвэ спроектировал стальные мечи и доспехи, научил сыновей владеть ими.

— Забавно, — вступил в разговор Румил, убрав на место толстую книгу с описанием вымерших растений центрального Амана, — что, похоже, единственное достижение моего любимого ученика, которое принято помнить, это оружие для братоубийства. А ведь все здесь присутствующие говорят на языке, который мог бы носить имя Феанаро, будь его создатель тщеславнее. Однако Искусник ни одно творение не назвал в свою честь, и это достойно, не правда ли? Только никто это, похоже, не ценит, и, пользуясь ситуацией, все вокруг забывают, плодами чьих трудов пользуются. Вы даже представить не можете, каково это: собрать по крупицам и бусинкам множество используемых в речи форм слов, послушать звучание каждого, проникнуться заложенной сутью, прочувствовать, пропустить сквозь своё сердце, чтобы понять, какой вариант благозвучнее и в наиболее полной мере отражает смысл! А грамматические конструкции! Нужно ли уничтожить вероятную двусмысленность или недосказанность на корню или оставить место для домысла? Знаете, сколько споров было об этом? Мой добрый друг Квеннар уставал от нападок Феанаро, считая его слишком мелочным, а Куруфинвэ отстаивал своё мнение, доказывая правоту до тех пор, пока все присутствующие с ним не будут согласны. Или перестанут присутствовать.

— Отец моего отца, — улыбнулась Нарнис, — любил ясность и однозначность у других, а для себя и близких создавал целые словари особых выражений, которые понимать правильно могли только те, кто имел доступ к тайным книгам. Мне нравилось говорить с кузинами при других так, чтобы никто нас не понимал.

— Да, это забавно, — не слишком уверенно согласился Румил. — Однако никто из рода великого лингвиста не продолжил его дело, и я ничуть не удивлён: Феанаро слишком много требовал, был нетерпим к непониманию и тем самым отбивал интерес к науке.

Книжник замолчал, взял с полки обитый серой кожей с позолотой томик. Нарнис смутилась.

— Это очень милые стихи, — заулыбался Румил, поправив собранные в хвост чёрные волосы, — поэтесса была очень юной, когда писала их. — Отложив сборник и взяв толстую книгу, обитую красным деревом, языковед пролистал несколько страниц. — Я не верю, что Феанаро уничтожил словарь Валарина, — твёрдо произнёс Нолдо, — зашифровал — возможно.

— Почему же? — Лауранаро сел в кресло и блаженно улыбнулся, удобно устроив раненую руку. — Феанаро изучил собственное наречие Валар и решил не делиться знанием, которое давало ему власть. Сложись обстоятельства иначе, мой великий предок смог бы вместо Майя Эонвэ доносить Слово Валар эльфам. По своему усмотрению.

— Вот и уезжай из его обители в благословенный город на склоне священной горы вместе со своей семьёй! Благочестивой семьёй! — снова пошла в наступление Финдиэль.

— Ещё чего, — усмехнулся молодой эльф. — Мне нравятся традиции Форменоссэ, народ, живущий здесь, и Валар далеко. А шпионы Оромэ, разъезжающие в окрестностях, нам даже помогают — зверей гонят в ловушки. Только по гонкам с Валиэ Нессой по лесам скучаю.

Элеммиро не дал супруге вспылить, Румил долистал книгу в деревянном окладе, поставил на полку, взял небольшой томик в простой обложке.

— Я должен признаться, Нарнис, — заулыбался языковед, посматривая в сторону Финвиэль, сидящей с холстом и угольком, — мне не хватает Феанаро. Да, не только Квеннар уставал от него, но жажда познания и созидания, которая пылала в его душе, зажигала огонь в сердцах всех, кто оказывался рядом. Одни хотели превзойти гения, другие — ему понравиться, третьи — доказать, что он неправ. А теперь всё угасло, соревноваться не с кем. Нет желания совершенствоваться. И я подумал…

— Нет! — в один голос запротестовали Финвиэль и Лауранаро.

— Жаль, — погрустнел Румил. — Я надеялся найти ученика из рода Куруфинвэ.

Нарнис взглянула на книжника.

— Финвиэль, — сказала хозяйка Форменоссэ дочери, — останься с гостями, а мне нужно поговорить с господином языковедом. Пойдём, Румил. Можешь брать с собой любые книги, которые заинтересовали.

Нолдо с радостью полез в полку и, набрав целую библиотеку, последовал за дочерью Нельяфинвэ Феанариона в мокрый от недавнего дождя виноградный сад.

***

Перевернув сиденье скамьи сухой стороной, гость Форменоссэ сел и продолжил, рассматривая заинтересовавшие книги, говорить о том, что волновало.

— Понимаешь, Нарнис, без развития любое дело угаснет, истает, истлеет, растворится… Можно это называть, как угодно, суть одна: я не хочу быть бессильным свидетелем гибели того, что люблю больше всего в жизни.

— Говорят, — осторожно предположила Нолдиэ, — всё дело в отсутствии света Древ.

— Даже если это так, — серые спокойные глаза вдруг вспыхнули, обдавая жаром, — что мне теперь делать? Смириться и покорно наблюдать за безразличием к науке?! В Валиноре практически не рождаются дети, а в Сады и Чертоги продолжают уходить безвозвратно! Всё искусство выглядит пустым: это бездушные картинки и тексты, в которых нет жизни и идеи, только тоска и бессилие! Это красивые одинаковые между собой порождения умирающей культуры, и я не могу это видеть, Нарнис!

Дочь Нельяфинвэ Феанариона молчала. Наблюдая за чернобурой лисой, лениво изображающей охоту на какого-то грызуна, Нолдиэ хотела поддержать книжника, только не знала, как, поэтому