с теплотой улыбаясь, сказал сыну Амдир, — мать знает, как заманить дитя в дом. Умница.

Молодой эльф покачал головой.

— Мне жаль покидать королевство, — вздохнул он, смотря на маленький домик на сомкнувших кроны деревьях. — Здесь безопасно, красиво…

— Ты заблуждаешься, сын, я уже говорил тебе и повторю снова: в Дориате колдовство не только для обороны. Я и сам догадывался, а после того, как поговорил с Голодрим, укрепился в уверенности: Майэ Мелиан гораздо слабее Моргота и ненападение на нас — лишь вероятный взаимный договор между Айнур. Но кто нам гарантирует, что Моргот не нарушит слово или что там у них? Помнишь шутку Саэроса? «Голодрим думают о чести не больше, чем Моргот». Он отчасти прав, Амрот. Более того, Мелиан, живя в Валиноре, была прислужницей Вала Ирмо, дарующего сны, хозяина сада, в котором можно грезить и отдыхать душой. В Дориате, Амрот, много иллюзорного. Гораздо больше, чем ты думаешь.

— Да откуда тебе знать? — вспылил юный эльф, пнув ногой покрытую сиреневым мхом кочку.

Амдир внимательно взглянул на сына.

— Предложи ей уехать с тобой, — серьёзно сказал воин.

— Я предлагал, — помрачнел Амрот. — Она отказалась.

***

Решиться на разговор было очень трудно, а поймать момент, когда дева сидела одна, окружив себя инструментами, а не друзьями, родственниками, поклонниками и подхалимами, ещё тяжелее. Молодой эльф чувствовал, как способность к связанной речи покидает его, умение выражать мысли исчезло, сила воли… А была ли она?

Подойдя к племяннице королевского советника, играющей то на арфе, то на лире, то постукивающей деревянной палочкой по пластинкам из стекла, сын прославленного воина покраснел. Нимродель подняла глаза. Сидя у небольшого пруда под украшенным аметистом и яшмой, имитирующими листву, сводом пещеры на фоне фресок, изображающих танцующие пары, эльфийка с белыми, словно снег на горной вершине, волосами поправила зелёное с розовой вышивкой платье и не слишком мило улыбнулась.

— Я знаю, Амрот, сын Амдира, что ты хочешь напомнить мне о том, как мы познакомились на пиру в честь свадьбы старшего сына военачальника Маблунга, как я прекрасно пела, и никто даже не вспомнил про Даэрона, слушая меня, как ты был очарован моей…

— Нимродель, — Синда бросился вперёд, нежно взял деву за плечи, — прошу, не надо. Не говори, как Саэрос, не пытайся копировать его манеру. Я знаю, ты не такая!

— И какая же я? — подняла белоснежные, идеальной формы брови эльфийка. — Красивейшая, мудрейшая, великодушнейшая, гениальнейшая? Да, я такая.

Опустив взгляд, Амрот требовательнее сжал плечи девы, и та вырвалась, отстранилась.

— Послушай, — сказала менестрель без насмешки, — может быть, когда-то в детстве, любуясь картинами с изображениями пар, слушая песни о чувствах, тайком подглядывая за целующимися дориатрим, восхищаясь королевской четой, я мечтала о любви. Это были фантазии маленькой девочки, которой я давно не являюсь. Скажу тебе больше, Амрот, сын Амдира: в моих детских снах любовь была прекрасной и простой, без интриг и преодолений, без прошлого и с прекрасным будущим. Так не бывает, сын воина, вставшего на сторону голодрим. Так не разрушай мою прекрасную невинную фантазию, которая мне дорогá.

— Я люблю тебя! — выпалил Амрот, уверенный, что умрёт, сказав это. Однако, не умер.

Нимродель поджала яркие манящие губки. Изящные руки, украшенные гномьим серебром и бериллами, нежно взяли лиру, и сын Амдира возненавидел инструмент, которому доставалась ласка, недоступная эльфу. Опустив белоснежные пушистые ресницы, дева хитро улыбнулась.

— Лишь вчера 

Весь мир объятья раскрывал, — нежным, слегка насмешливым голоском пропела менестрель. — Лишь вчера 

Легко леталось так во сне!

Но ты сам дверь нарисовал, 

На камне дверь нарисовал.

Белую-белую дверь 

На гранитной стене.

В нарисованной чаще нельзя заблудиться, 

И не съест никого нарисованный зверь. 

Только веришь ты, веришь ты, веришь, что может открыться 

Эта белая дверь. 

Эта белая-белая дверь.

***

— Я глупец, — обречённо произнёс Амрот срывающимся голосом. — Никчёмный глупец!

— Нет, — Амдир потрепал сына по голове. — Ты всего лишь влюблён. Не отчаивайся, никто не знает, как сложится судьба. Порой в Арде случаются самые невероятные события: я видел, как изменился мир, когда на небе появились Исиль и Анор… — Синда замолчал, подумал и отмахнулся. — Мир изменился, сын, а война продолжается. Слышал, о чём говорил Белег?

Юный эльф слышал, но Моргот волновал его не более, чем новый кинжал Тингола, подаренный каким-то дальним родственником.

«Я верю, — думал Амрот, — верю! Нарисованная дверь откроется!»

***

Последние покидающие Дориат аманэльдар, которых в Королевстве-под-Завесой уже не называли Тэлери, скрылись за поворотом дороги, и Келеборн, убедившись, что никто не преследует народ королевы Артанис, дал знак защитникам уходить с позиций, и в этот момент на пути появился небольшой отряд.

Предводитель был темноволос, непривычно высок и широкоплеч, альквалондский самозванец сразу вспомнил худшие моменты свой жизни, хоть и понимал — перед ним не может быть Нолдо из рода Финвэ.

— Ты ведёшь народ на убой, — заявил командир, сверкая холодными бесцветными глазами. — С чего ты взял, что там, за Завесой, сможешь обеспечить чью-либо безопасность?

Келеборн не понял, чего хочет этот незнакомый эльф, живущий на южной границе Дориата вдали от Менегрота. Взгляд валинорского Тэлеро оказался очень красноречивым, и Синда усмехнулся:

— Леди Галадриэль — не Майэ Мелиан. И даже не та, кого принято называть лесными ведьмами за дружбу с непонятными древоподобными существами. Твоя жена слабее, и её чары не сделают землю скрытой от зла. Хотите свободы — уходите к Энтам. Полагаю, вы, эльфы Амана, спокойнее воспринимаете странные творения Валар, чем мы, не видевшие Света Древ.

— Благодарю, — сдержанно улыбнулся Келеборн.

— Не стóит, — незнакомец осмотрелся. — Я — потомок великого вождя Денетора, моё имя Орофер, и однажды мой род снова станет славным и многочисленным. Ты ещё услышишь обо мне, беглец. И помни: развитие и процветание возможно только в безопасности. Вот причина, по которой я — подданный Тингола.

«Амбиции — это, безусловно, прекрасно, — подумал самозванец, снова ощущая окрыляющее прикосновение чар, как в тот самый день, когда было принято решение бежать от Феанаро. — Однако, нужно нечто большее. Например, удача».

— Защитники Дориата, — увереннее заговорил Келеборн, — утверждают, что орки не добрались до границ Завесы, были перебиты воинами-Нолдор.

— Маблунг — глупец, — отмахнулся Орофер, — а Белег, любимчик принцессы, и подавно. Поэтому я и не служу под их командованием. Мы — охотники, не воины. Но если будет необходимость, поохотимся не только на оленей, но и на орков. — Посмотрев по сторонам, эльф