— …хилли…

Хэнк замер. Он тоже услышал. Голос был чем-то знаком ему.Что-то…

— …до сих пор? Я хочу домо-о-ой!..

В душе Хэнка волной поднялось какое-то странное чувство, какбудто он нашел…

— …пожалуйста, здесь тяжело дышать…

Черт бы тебя побрал, — подумал Хэнк.

— Хилли-и-и-и-и-и-и…

Хэнк нащупал кнопку «Стоп». Внезапно все прекратилось.Только почему-то расколовшийся надвое стул, на котором перед этим сидел Питс,лежал на асфальте. Точнее, лежала только его половина. А вторая… Ее нигде небыло видно. Где-то неподалеку звякнуло разбитое окно…

Так заканчивался в Хейвене июль.

Понедельник, 1 августа.

Джон Леандро из газеты «Дейли Ньюс» разговаривал со своиколлегой Давидом Брайтом.

Если бы хейвенский внутренний круг — те, кто предпринималпоходы в сарай Бобби Андерсон, — могли слышать, что сейчас говорит Леандро, егодни, а возможно и часы, были бы сочтены.

— Я собираюсь исследовать Хейвен, — говорил он. — Всеинтересное, что происходит в последнее время, начинается там. В Хейвенеисчезает ребенок, в Хейвене погибает женщина; Роудс и Габбонс не возвращаютсяиз Хейвена. Дуган кончает жизнь самоубийством. Почему? Потому что он любилженщину по имени Мак-Косленд, которая жила в Хейвене.

— Не забудь также старика, который рассказывал тебе происчезновение внука. Кажется, теперь я начинаю ему верить…

— Так что же это такое? — драматично спросил Леандро. — Чтопроисходит в Хейвене?

— Есть один интересный доктор, — лениво потягиваясь, сказалБрайт, думая в это время о старом Иве, — доктор Фу Манчу. Что-то я помню о немс детства. О нем и о зеленых человечках из космоса… Может быть, в Хейвенезаключен альянс доктора и человечков?! Ладно, шучу, — добавил он, увидеввытянутое лицо собеседника. — Что-то плоховато у тебя стало с чувством юмора.

Леандро встал:

— В пятницу у меня начинается отпуск, и я собираюсьпрокатиться в Хейвен. Если хочешь, присоединяйся.

— Посмотрим. Но ты, если поедешь сам, не забудь надеть этитвои специальные часы.

— Какие часы? — сердито спросил Леандро.

— О, ты отлично знаешь. Те, которые посылают ультразвуковойсигнал, который может зафиксировать здесь один человечек, — Брайт продемонстрировалпри этом свои собственные часы. — Они делают так: зиииииииии.

— Это глупая шутка. А ты — величайший циник в мире, — и ДжонЛеандро поднял бокал:

— Давай лучше выпьем за цинизм — самую конструктивнуюжизненную позицию.

Вторник, 2 августа.

Их было шестеро, тех, кто собрался в полдень в контореНьютона Беррингера. Было уже около четырех, но часы на башне — часы, сквозькоторые легко могла пролететь птица, если бы в Хейвене осталась хоть однаптица, — упорно показывали пять минут третьего. Вся шестерка на определенномэтапе побывала у Бобби в сарае: Эдли Мак-Кин, Дик Аллисон, Киль, Хейзел и ФренкСпрус.

Они безмолвно обсуждали несколько важных событий.

Она все еще жива, — телепатировал Ньют, — но никто ничего,кроме этого, не знает. Она не выходила из сарая. В любом случае, когда этослучится, мы об этом узнаем.

Особенно серьезно они обсудили то, что произошло с ХэнкомБаком и что он и Питс услышали из другого мира. Все они прекрасно моглипрочитать самые затаенные мысли Хэнка, и они знали мотивы, по которым он хотелубить Питса. Но он был, в сущности, безвреден, и поэтому у него толькоконфисковали модернизированное им радио, запретив когда-либо делать ещечто-нибудь в этом роде… а также забыть, чей голос он слышал. С Питсом было проще:после сеанса он окончательно сошел с ума и не мог бы связно рассказать, что жеслучилось.

Голос.

Он, безусловно, принадлежал Давиду Брауну, — сказал ФренкСпрус. — У кого-нибудь есть другое мнение?

Другого мнения не было ни у кого.

Давид Браун был на Альтаире-4.

Никто точно не мог бы сказать, где находится Альтаир-4 иличто такое Альтаир-4, но это не имело значения. Скорее всего, Альтаир-4 былнеким местом в космосе, где хранились самые разные вещи. Туда-то и сумелкаким-то образом отправить Хилли Браун своего брата Давида.

Хейзел поинтересовалась, можно ли извлечь Давида оттуда.

Долгое задумчивое молчание.

(да, возможно, да) Эта последняя мысль не принадлежалакому-нибудь одному, это был плод деятельности коллективного разума.

(но зачем? зачем?) Не выражая никаких эмоций, они смотрелидруг на друга. Но они были еще способны внутренне ощущать эмоции.

Давайте вернем его, — безразлично сказала Хейзел. — Этодоставит удовольствие Брайену и Мэри. И Руфи. Она этого очень хотела. А ведьвсе мы, как вы знаете, любили ее.

Нет, — возразил Эдли, и все посмотрели на него. Он впервыевступил в спор. Он выглядел смущенным, но тем не менее продолжал свою мысль.Каждая газета, каждая радиостанция не преминет рассказать историю «космическоговозвращения». Они считают, что он наверняка умер, умер не менее двух недельназад. Стоит ли привлекать такое повышенное внимание к этому событию?

Все присутствующие согласно закивали.

И потом, как предусмотреть, что он станет рассказывать?

Мы можем стереть его память, — сказала Хейзел. — С этим нетникаких проблем, а окружающие нормально воспримут его амнезию. Для нее есть причины.

(да, но дело не в этом) Вновь зазвучали голоса, перебиваядруг друга. Это была странная комбинация слов и чувств. Конечно, меньше всегохейвенцы хотели видеть в городе репортеров с кинокамерами. Да и башенные часыне стоило бы показывать лишний раз. Тогда многие поймут, что это не более чемгаллюцинация. Нет, пусть уж Давид Браун останется там, где он есть. Ведьизвестно пока, что с ним все в порядке. Они знали очень мало об Альтаире-4, ноони знали, что время там идет с другой скоростью и что год на земле — дляАльтаира-4 только миг. Получается, что Давид только что попал туда. Конечно, онможет умереть, его организм может быть поражен какими-нибудь неизвестнымимикробами, а возможна и просто смерть от шока. Но скорее всего этого неслучится, а если и случится, то это, в конце концов, не очень важно.

Я чувствую, что, если мы заберем его оттуда, он может статьдетонатором, — сказал Киль.

(как?) (что ты имеешь в виду?) Киль и сам не знал точно, чтоимеет в виду. Он только чувствовал, что не стоит возвращать Давида Брауна вХейвен. Лучше было бы извлечь его из Альтаира-4 и отправить еще куда-нибудь.Тогда они выиграли бы немного времени. Время — это всегда проблема. Время для«превращения».