– Ты уже побеждал их, убил Улдина… – покачал головой отец.

– Вот это, скорее всего, станет проблемой, – вздохнул Эйрих. – Я бы, окажись на месте Руа и Мундзука, не стал бы иметь никаких дел с убийцами собственного отца.

Зевта задумался, сделав паузу на новый кубок вина.

– Твоя правда, я бы тоже не хотел иметь дела с такими людьми, – согласился он. – Но Сенат уже решил, что мы будем участвовать в гуннской междоусобной войне.

– Когда следующее заседание? – спросил Эйрих.

– Уже должно идти, – ответил Зевта. – Старики должны были обсуждать распределение зерна на зиму из общего склада, чтобы помочь тем родам, которые не сумели накопить достаточно. Если сумеешь пролезть между руганью и проклятьями, которыми осыпают друг друга сенаторы, можешь попытаться высказать свою позицию по поводу помощи Руа и Мундзуку. Но знай – этот вопрос уже решённый и следующей весной, как сойдут снега, я поведу войско на север.

Это очень неудачный сценарий для Эйриха. У него обязательства перед Флавием Антемием, который ждёт, что в Западную Римскую империю вторгнутся остготы, чтобы нанести ей непоправимый урон, а тут оказывается, что остготы впутываются в гуннские дрязги, с непонятными выгодами и исходами.

Просто невероятно, что самые опытные представители племени, не ожидающие от окружающего мира ничего хорошего, вдруг безоговорочно верят приехавшим гуннам и готовы дать им свою армию.

Должно быть что-то ещё.

– Тогда я пойду в Сенат, – встал Эйрих из-за стола. – Альвомир, ты где?!

Эйрих вышел во двор и увидел гиганта, сидящего на лавке. Альвомир вырезал что-то из деревяшки, орудуя немаленьким охотничьим ножом.

– Что делаешь, внучок? – с отеческой улыбкой спросил Эйрих.

– Эрик! – показал гигант результат своей работы.

Эйрих вгляделся в деревяшку и с удивлением опознал собственное лицо. Не без огрехов, нос слишком мелковат и с горбинкой, но черты отлично узнаваемы.

– Как ты это сделал? – удивлённо спросил мальчик.

– Э-э-э… – Альвомир крепко задумался. – Резал…

– Тенгри отобрал у тебя разум, но взамен щедро вознаградил, – хмыкнул Эйрих.

Резьба по дереву – это отличное увлечение. Сам Эйрих, в прошлой жизни, тоже некоторое время увлекался резьбой, делая игрушки своим подрастающим детям.

«Джучи, помнится, всегда особенно любил статуэтки волков…» – подумал он.

– А кто это – Тенгри, деда? – спросил Альвомир.

– Это бог, – ответил Эйрих.

– Он хороший? – спросил Альвомир.

– Хороший, – улыбнулся Эйрих. – Но строгий. Живёшь достойно – он вознаграждает. Живёшь как сволочь – жди наказания.

– А как достойно, деда? – спросил гигант.

– Как ты живёшь, – похлопал его по предплечью Эйрих. – Ты – хороший человек, Альвомир, поэтому всё у тебя будет хорошо.

– Спасибо, деда… – заулыбался Альвомир, а потом спохватился. – Ты тоже хороший, Эрик!

– Спасибо, Альвомир, – покивал Эйрих. – Пойдём, нам нужно в Сенат. Вечером закончишь резьбу.

– Ох… – с сожалением вздохнул гигант. – Пойдём…

Полдень, но Солнце сокрыто облаками, а с небес моросит мелкий дождик. Под ногами грязь, воздух сырой, всё идёт к крупному дождю и грозе.

У здания Сената было безлюдно, но изнутри доносились крики и ругань.

Сооружение получило некоторые обновления: главный вход обзавёлся массивной дубовой дверью с двумя створками, а немногочисленные окна получили стекло.[59]

«Красиво зажили…» – подумал Эйрих с неодобрением.

С другой стороны, если Сенат будет выглядеть сборищем бедных и больных стариков, то что подумают другие об остготском племени?

«Главное, не переступать черту между статусностью и роскошью», – пришла Эйриху в голову мысль. – «Римляне зажрались – к чему их это привело?»

То, что римляне зажрались – это очевидный всем факт. Император тратил на личный дворцовый театр не менее пятисот солидов в месяц, когда город голодал. Император тратил не менее двух тысяч солидов на ни за что отвечающих людей в своей свите, когда легионы содрогались под ударами бесчисленных варваров. Вроде мелочь, если оценивать масштаб империи, но показательная мелочь.

«Как можно верить в императора, свита которого бесится с жиру и выкидывает недоеденное, когда в городе простой люд ест не каждый день?» – задал себе риторический вопрос Эйрих. – «Мои подданные всегда были довольны своим куском жирного мяса, даруемого им мною. Никто не может сказать, что Чингисхан был с кем-то несправедлив. В этом таилась моя мощь – никто не мог подбить сытых людей на мятеж и бросить мне вызов».

Могущество и стабильность его державы держалась не только на этом, а ещё и на богатых трофеях и дани, непрерывно привозимых из покорённых держав, но это лишь подкрепляло его подход – когда все довольны тем, что имеют, никто не восстаёт.

Именно поэтому Эйрих не жадничал, выплачивая зарплату своей дружине: за место в его дружине держатся руками и ногами, отчаянно кусая всех, кто пытается подобраться поближе. Ушедшие в Константинополь дружинники вернулись обеспеченными людьми, но уходить и жить спокойно не желают, терпеливо ожидая следующего похода.

«Мы легко могли умереть, но выжили, пусть и не все», – внутренне усмехаясь, подумал Эйрих.

Он открыл дубовую дверь, украшенную изысканной резьбой с сюжетом из Троянской войны, где Ахиллес бился с Гектором.

– … а щас выйдем, я тебе клюкой по башке настучу, глиста ты седомудая!!! – сразу же услышал он голос сенатора Дропанея.

Угроза была направлена, как всегда, в адрес сенатора Сигумира Беззубого, имеющего сейчас настолько озлобленный взгляд, что имей он материальное воплощение, Дропаней бы умер на месте.

– Хренов ты старый пердун, а сейчас и выйдем, имей тебя три коня!!! – вскочил сенатор Сигумир. – Я тебе твою клюку в гузно затолкаю, и изо рта твоего вытащу!!!

– Эйрих Щедрый прибыл!!! – заметил нового человека сенатор Торисмуд, решивший, что этим объявлением можно сбавить накал двух непримиримых противников. – Напоминаю, драки в зале заседаний и на священной территории запрещены! Штраф – десять солидов!

Когда Эйрих уходил, штраф равнялся двадцати силиквам, но, видимо, этого было недостаточно, чтобы усмирить норов старейшин, которые всегда были обеспеченными людьми.

– Долгих лет здоровья вам, почтенные! – поднял руку в знак приветствия Эйрих.

Ему начали отвечать в разнобой, создав громкий и неразборчивый гул.

– Расскажи нам, как всё прошло? – когда ответные приветствия стихли, спросил Торисмуд. – Слухи ходят разные, один краше другого, поэтому нам бы хотелось послушать историю из первых уст, а не из пересказов.

Эйрих прошёл в центр зала и оглядел стариков.

Все одеты весьма прилично, кто-то, в подражание римским сенаторам, начал носить тоги, дабы подчеркнуть преемственность этого законодательного учреждения, пусть остготы и не имеют никакого отношения к Сенату Рима и даже Константинополя. Но были и члены Чёрной фракции, одевающиеся в традиционные для остготов наряды, пусть и украшенные золотом с серебром – в