— Зови меня Жуга, — наконец сказал паренек.

— Жуга?

— Да.

— Гм… — Яльмар заглянул в свою кружку и потянулся за кувшином. — Откуда ты?

— Издалека. С Хоратских гор.

— Никогда о таких не слышал… Что ты здесь делаешь?

Тот пожал плечами.

— То же, что и все, — он поднял взгляд на викинга. — Зачем ты полез в драку?

Норвег скривился.

— Полез и полез… Ненавижу, когда вдесятером бьют одного. А что, хочешь сказать, сам бы отбился?

Тот пожал плечами.

— Двое всегда дерутся хуже одного.

— Ишь ты! — Яльмар невесело усмехнулся. — Ну-ну… А вот скажи-ка лучше — кости ведь там не сами собой загорелись, верно?

Жуга кивнул:

— Верно мыслишь.

Викинг задумчиво повертел кружку в руках.

— Ворлок, стало быть… — пробормотал он.

Некоторое время оба молча пили. Наконец кувшин опустел.

— Позавчера я привел сюда свой драккар, — с горечью в голосе говорил Яльмар, — а он сгорел! Слышишь, ты, рыжий? Они все выбрали меня своим ярлом, я привел их сюда, привел торговать, а он сгорел, как охапка соломы, как эти твои дурацкие кости… Один и Фрея! — взревел он. — Я едва успел сойти на причал! Они все пошли ко дну — Тор, Смирре, Эрик! Ниссе! Херлуф! все двенадцать! Кто я теперь? Ярл без дружины… Что скажут после обо мне? Ярль… Эльдьяр… — Он помотал головой и вздохнул. Поднял взгляд. — Слушай, парень, а ведь ты просто должен мне помочь. Здесь не обошлось без колдовства. Где ты живешь?

Жуга пожал плечами.

— Нигде, стало быть… — Викинг встал, подобрал с лавки свой плащ и нахлобучил на голову рогатый черный шлем. — Я заплатил за комнату на неделю вперед, здесь, недалеко, — сказал он. — Если негде ночевать, можешь пока пожить со мной. Так как? Согласен?

Жуга помолчал, прежде чем ответить.

— С чего ты взял, что я смогу тебе помочь? — спросил он.

— Даже если — нет, что с того? Хуже уже не будет, — буркнул тот и направился к двери, чуть не столкнувшись по пути с кабатчиком. — Чего тебе?

— Э-ээ, а как же… пиво… — начал было тот, и тут же умолк под его яростным взглядом.

— Пошли, Жуга, — Яльмар мотнул головой.

Тот подобрал свой полушубок и нагнал викинга уже на улице.

— Чего он хотел?

— Наверное, хотел сказать, что он остался нам должен, а вообще-то, мне плевать. Нам туда.

Две фигуры свернули в проулок и растворились в дымке моросящего дождя.

* * *

— Чего хромаешь?

— А?

— Чего хромаешь, говорю?

Жуга пожал плечами:

— Так… нога.

— Гм! — хмыкнул Яльмар. — Это ничего. Это не горе, если болит нога; лишь бы руки были целы, да глаза видели… Так. Кажется здесь…

Кутаясь в плащ и слегка пошатываясь, викинг долго плутал в лабиринте узких галленских улочек. Жуга шел следом, рукой прикрывая лицо от стылого секущего ветра. Он был здесь впервые, а вскоре выяснилось, что и Яльмар тоже неважно ориентируется — приятели подолгу застревали на перекрестках, пока норвег вспоминал, куда сворачивать, а дважды вообще пришлось возвращаться обратно.

Быстро темнело. По серому небу неслись грязные клочья штормовых облаков. Город опустел, прохожих было мало, а те, что попадались навстречу, спешили перейти на другую сторону улицы.

Постоянный уклон в сторону моря не давал сбиться с пути, но планировка города была самой бестолковой. Проще сказать — ее не было вообще. Узкие грязные улочки петляли, пересекались под самыми немыслимыми углами, соединялись темными дырами подворотен и нередко оканчивались тупиками. Грязь под ногами сменялась дощатыми тротуарами, бревенчатым настилом, а то и булыжной мостовой. Невзрачные окраинные домики вскоре сменились двухэтажными, крытыми черепицей строениями, каменными и деревянными, правда, безо всякой штукатурки — из-за сырости та постоянно обваливалась. Тут и там скрипели, болтаясь на ветру, разные вывески — щит у оружейника, остроносый сапог над лавкой башмачника, игла над портняжной мастерской. Как и следовало ожидать, надписи здесь были не в чести.

Наконец приятели вышли, куда хотели. То был постоялый двор с тремя подковами на вывеске — Яльмар обосновался чуть ли не в самом центре города. Здесь же и столовался: стоимость харчей входила в общую плату. Мокрые и замерзшие, Яльмар и Жуга ввалились в корчму, облюбовали стол у камина и спросили у хозяина жареного мяса и чего-нибудь выпить. Пиво оказалось куда лучше, нежели в порту — и гуще, и крепче (и дешевле!), но посетителей уже не было — с приходом ночи ворота закрывались. Друзья быстро разделались с ужином и, запалив свечу, поднялись по лестнице в свою комнату. Та оказалась чистой и просторной. Дверь запиралась изнутри. Крыша не протекала.

— Славное местечко! — одобрил Жуга, оглядевшись. — Дорого, небось?

— А… — Яльмар отмахнулся с пьяным безразличием.

— Чего ж ты сидел-то в порту, если здесь и стол и крыша?

— Дурак, — горько усмехнулся тот, — там же море… Ты где спать будешь, с краю или у стены?

Он задвинул засов, поставил свечу на стол и развернул одеяла. Кровать в комнате была одна, неширокая, зато прочная — с некоторым неудобством можно было разместиться вдвоем.

Жуга растворил окно и выглянул наружу.

Город накрыла туманная шаль зимнего дождя — холодный ветер с моря нес брызги воды и мелкую снежную крупу. Мерцал сквозь тучи мутный, прищуренный глаз луны. Фонари не горели. Тут и там сугробился ноздреватый городской снег — мокрый, серый, изъеденный морской солью — прямо не снег, а насмешка какая-то. Жирно блестели булыжники мостовой. Было холодно и сыро.

Варяг передернул плечом.

— Закрой. Дует.

Неожиданно снаружи донесся шорох. Крупная серая тень метнулась через дорогу, колючей зеленью блеснули глаза. Собака! Завыла, зашлась хриплым лаем, да так злобно и громко, что Жуга невольно вздрогнул и отшатнулся.

— Тьфу, пропасть…

— Что там? — Яльмар подошел посмотреть. — Это что за псина? Твоя, что ль?

— Впервые вижу.

Приблудный пес никак не хотел униматься. Яльмар нахмурился.

— Ишь, как завывает! Фенрир да и только. Не к добру это. Чем бы его…

Он огляделся и поднял увесистый трехногий табурет.

— Ну-ка, рыжий, отойди.

— Постой… Слышишь?

Викинг замер. Мотнул головою: чего, мол?

— Ш-шш…

За стеной прошелестели чьи-то шаги. Соседнее справа окно распахнулось со стуком, отрывисто щелкнула тетива, и толстая арбалетная стрела враз перебила псу хребет. Вой оборвался, перешел в жуткий смертный скулеж и смолк, лишь когти в агонии скребли по мостовой.