– Моя самая младшая дочь, Анна, – сказал Гонзаго адмиралу Тенорио.

Спустя годы дон Хуан несколько раз видел маленькую донью Анну в церквах Севильи, куда он приходил, чтобы встретиться с очередной жертвой своих вымогательств. А как-то он случайно услышал, что подросшая Анна прислуживает в богадельне. И вот де Ла Мот легко добивается ночного свидания с этим ангельским, нетронутым пороком созданием! Выходит, порядочных девушек нет на свете. Их порядочность вовсе не природная, а искусственная, она не выдерживает даже самого слабого испытания!

Для одного дня дон Хуан пережил слишком много ударов. У него даже заболело сердце.

После памятной сцены с Лючией в лабиринте и особенно после их горького расставания дон Хуан уже не мог представить себе, что способен подло поступить с девушкой.

Но сейчас, сидя за дощатым столом в харчевне «Хмельной поросенок», Тенорио ощутил, как вся та мерзость, что еще осталась на дне его души, поднимается и рвется наружу, словно зловонная отрыжка. И превращается в страстное желание отомстить. Кому? Графу де Ла Моту и Анне Гонзаго. А в их лице – всем самодовольным мужчинам и лицемерным женщинам этого мира…

Внезапно граф поднялся из-за стола, сделав знак своим друзьям, что скоро вернется. Де Тенорио выскочил за дверь трактира и вскоре стоял возле де Ла Мота, уже успевшего привести себя в порядок.

– Сеньор, вы наглец! – заявил дон Хуан без предисловий. – Вы посмели наступить на мою тень!

– Да вы пьяны, сеньор! – удивленно ответил граф. – Какая тень? Уже ночь!

– Я пьян? Вы нанесли мне еще одно оскорбление! – воскликнул де Тенорио и выдернул шпагу из ножен.

Де Ла Мот схватился было за оружие, но вдруг обрадованно воскликнул:

– Ба, да это же дон Жуан! Какая встреча! Мы ведь знакомы, помните, в Париже?

В ту же секунду он рухнул, пронзенный шпагой дона Хуана.

Тенорио склонился над убитым, отцепил от его пояса увесистый кошелек и швырнул его далеко в сторону. Затем расстегнул золотую, украшенную яхонтами пряжку и снял с мертвеца дорогой, единственный во всей Севилье плащ французского покроя с вышитыми на нем лилиями. Набросив на плечи плащ, дон Хуан исчез в ночной мгле.

Впереди показался высокий, мрачный дом командора дона Гонзаго. Интересно, спит ли сейчас старик? Кто знает. Но можно поклясться всеми святыми, что его доченьке, донье Анне, уж точно не до сна.

Дон Хуан подошел к неприметной садовой калитке и замер в нерешительности. Что делать дальше? Сможет ли он прикинуться графом де Ла Мотом? А вдруг донья Анна распознает «подмену» кавалера?

В этот момент дверца приотворилась: служанка поджидала позднего визитера.

– Сеньор? – тихо спросила она.

– Я де Ла Мот, – глухо ответил де Тенорио, отворачивая лицо.

– Идите за мной, сеньор. Я провожу вас к донье Анне.

Они шли по сумрачной галерее на втором этаже уснувшего кастильо. У одной из дверей служанка остановилась, молча поклонилась дону Хуану и удалилась прочь.

Тенорио осторожно приоткрыл дверь.

Во мраке маленькой комнаты донья Анна стояла на коленях перед святым распятием, держа в руке крохотную свечку. Дон Хуан вошел и затворил за собой дверь.

Девушка заговорила, не оборачиваясь:

– Граф, простите меня и уходите немедленно. Я ждала вас, чтобы это сказать. Я поддалась минутной слабости, когда назначила вам свидание.

– Но я люблю вас, Анна, – прошептал дон Хуан. – И вы меня любите, я знаю!

– Перестаньте, граф, вы разбиваете мое сердце! – взмолилась донья Анна. – Ничего нельзя изменить. Я обручена!

Сердце де Тенорио учащенно забилось. Так вот оно что! Перед ним – чужая невеста! Что ж. Значит, не по собственной прихоти он оказался в доме командора Гонзаго. Его приход начертан в пророческих книгах хранителей Грааля! И, стало быть, успех ему обеспечен самой судьбой. Если только он произнесет…

– Милая Анна! – горячо заговорил дон Хуан. – Неужели ты думаешь, что я пришел обесчестить тебя и покинуть? Мы вместе уедем в Париж и там обвенчаемся. Никто во всей Франции никогда не упрекнет нас ни в чем!

Он сделал паузу и сказал громко и отчетливо:

– Клянусь тебе, я выполню свое обещание. Если же я обману тебя, любимая, то пусть Господь покарает меня рукой мертвеца!

В конце концов сильно ли он рискует, произнося эти роковые слова? И так ли уж много он теряет? Ведь, чтобы остаться неуязвимым и впредь, от него требуется только одно: не убить слепого старика.

Донья Анна, не оборачиваясь, молчала, прерывисто дыша и опустив голову. Она уже не в силах была противиться своей любви после столь страшной клятвы, прозвучавшей из уст желанного мужчины. Дон Хуан приблизился, наклонился над ее плечом и задул свечу.

Спальня погрузилась во тьму…

Часа через два дон Хуан прошептал дочери командора, что ему пора уходить. Донья Анна не отпускала его, умоляя побыть еще немного.

– Будь же благоразумной, Анна, – ласково сказал первый в ее жизни мужчина. – У нас впереди еще много ночей любви.

Де Тенорио вышел на освещенную коптящими факелами галерею и остановился, припоминая, каким путем шел сюда со служанкой доньи Анны. Позади скрипнула дверь. Дон Хуан непроизвольно обернулся.

Перед ним стояла дочь командора. Она уже протянула руки, чтобы обнять на прощанье своего любимого, как вдруг ее лицо исказилось ужасом и омерзением. Донья Анна узнала шрам, известный всей Севилье…

Громко закричав, она упала без чувств.

Дон Хуан заметался. Откуда-то снизу донеслись хлопанье дверей и топот бегущих людей. Да его сейчас просто убьют! Как бывало и прежде, в минуту смертельной опасности он напрочь забыл о магическом перстне, который должен был хранить его от погибели.

На мраморной лестнице показался высокий юноша в белом плаще с капюшоном. Сын командора? Или старший слуга? Кто бы он ни был, путь к спасению отрезан. Но выбора нет!

Дон Хуан выхватил кинжал и бросился вниз, навстречу незнакомцу.

– Прочь с дороги! – заорал он.

Казалось, тот испугался и посторонился. Но, когда непрошеный гость с ним поравнялся, юноша схватил его за отворот плаща. Дон Хуан тщетно пытался вырваться.

– Эй, слуги! – позвал юноша. – Сюда, ко мне!

Этот безоружный человек был не иначе как сумасшедшим: он даже не обратил внимания на сверкнувший в руке Тенорио кинжал.

– Так умри же, безумец, – прошипел дон Хуан и вонзил кинжал в того, кто мешал ему скрыться с места преступления.

– А-а-ах… – хрипло выдохнул юноша.

Голова его запрокинулась, капюшон упал на лестницу. Да ведь это никакой не капюшон, а ночной колпак! И вовсе не плащ на незнакомце, а длинная ночная сорочка!