Челюсть задрожала, ноздри раздулись, словно мать хотела сказать еще что-нибудь или заплакать. Бетти посмотрела на часы и убедилась, что Сара оправдала ее ожидания даже быстрее, чем она предполагала.

– Мама Касс богата и знаменита, – заметила Бетти, пытаясь сохранять спокойствие.

Бетти избегала смотреть в зеркало, чтобы не видеть своего отражения, но прекрасно знала, как выглядит и насколько теперь далека от хорошенькой, подтянутой девочки-подростка с блестящими волосами и широкой радостной улыбкой. Лучше не заморачиваться. Тело – всего лишь тело, вместилище для души, и она вовсе не обязана следовать нормам, традициям или чужим ожиданиям лишь потому, что так принято в Америке. Она не обязана выходить замуж, не обязана заводить детей и не обязана худеть.

– Будь ты богатой и знаменитой, может, это и сошло бы тебе с рук! – Голос Сары прозвучал язвительно. – Ты, часом, не выпустила пластинку с хитами в Непале?

– Мама, я не была в Непале полтора года.

– На тебя противно смотреть!

– Я тоже рада тебя видеть. – Бетти твердо решила не втягиваться в перепалку, поэтому за час до встречи приняла таблетку метаквалона, просто на всякий случай.

– Когда ты в последний раз была у зубного? – спросила Сара.

Бетти пожала плечами.

– Я записала тебя к доктору Левину на завтра, в десять, и к мистеру Джефри – на два часа.

– Не хочу я стричься.

– Просто подровнять, так я ему и сказала!

– Мама, это мои волосы, и я вольна распоряжаться ими сама.

– Что подумает Барбара, когда тебя увидит?! – Бетти промолчала. Об этом она старалась не думать. – Свадьба – лучший день в ее жизни, и тут появляешься ты – ходячая иллюстрация к «Крушению Геспера»![20]

Бетти улыбнулась. Мать повторяла это выражение сотни раз, но прежде оно относилось исключительно к Джо.

– Ты вообще расчесываешься?!

– Мама, оставь меня в покое.

Сара фыркнула и крепче вцепилась в руль. Бетти опустила стекло, радуясь мягкому влажному ветерку. Поселенцы и пилигримы назвали Америку «Новый свет», и Бетти чувствовала, насколько разительно она отличается от Европы, насколько воздух свеж и благодатен. Или так сказывается отсутствие прошлого? В Италии и Испании Бетти бродила по мощенным брусчаткой улицам, которым было сотни лет, спала в домах, которые стояли еще во времена Колумба. В Мичигане улицы и здания считались старыми, если они существовали хотя бы в тысяча девятьсот двадцать четвертом году.

Дом на Альгамбра-стрит ничуть не изменился. Все тот же бежевый ковер и громоздкий телевизор в гостиной, где диван жил своей жизнью под неизменным пластиковым чехлом. Все тот же протертый линолеум и красно-желтая клетчатая скатерть в кухне, выгоревшие занавески на окне над раковиной. В комнате, которую Бетти раньше делила с сестрой, все те же две односпальные кроватки, застеленные белыми покрывалами из синели, а в шкафу теперь висела одежда Сары.

Бетти пожала плечами. В Детройте было одиннадцать вечера, значит, в Мадриде наступало время завтрака. Если бы она осталась в Испании, сейчас пила бы крепкий кофе и кушала хрустящие булочки с маслом и джемом, твердый сыр и полосатые бело-розовые ломтики хамона. Сперва Бетти от ветчины воздерживалась, ведь единственная свинина, которую она пробовала, – ребрышки из китайского ресторанчика и бекон, приготовленный матерью ее подруги Барбары, потом наконец распробовала.

В кухне Сара достала из буфета две тарелки. Короткими сердитыми рывками открыла банку консервированного тунца, вывалила содержимое в миску и нарезала лимон. Бетти сидела у стола, наблюдая, как мать кромсает кочанный салат и сыпет на рыбу.

– Восхитительно, – мягко проговорила Бетти. – А хлеба нет?

Сара зарыдала.

– Что не так? – спросила Бетти, прекрасно зная ответ.

Сара покачала головой, вынула салфетку из коробки у раковины и вытерла глаза. Бетти съела сбрызнутого лимоном тунца и все листики салата до единого. Потом достала из кармана пачку Gitanes, а Сара протянула пепельницу. Придя в свою спальню, Бетти обнаружила, что постельное белье чистое и свежевыглаженное. «Вот, значит, как», – подумала она, укладываясь на пронзительно скрипнувшую кровать. Ей достались слезы, критика и сухой тунец с салатными листьями. Сара ни за что не скажет дочери: «Я люблю тебя». Сотней разных способов она даст понять, как сильно разочарована… И при этом постелет ей свежие простыни и наволочки, запишет к зубному, к парикмахеру, и к дню свадьбы Барбары, в воскресенье утром, в шкафу появится новое платье – на пару-тройку размеров больше того, что носит Сара.

Украв деньги у своего босса, Бетти купила билет до Сан-Франциско, но попала в Нью-Мехико. По пути она познакомилась с парнем, который сел в Чикаго с ней рядом. Первую сотню миль Бетти его игнорировала, отрицательно качая головой всякий раз, когда он предлагал ей глотнуть из фляжки, притворяясь спящей, пока он читал роман Рэймонда Чандлера в бумажной обложке. Потом Бетти задремала и проснулась, напевая Blowin’ in the Wind.

– А ты молодец! – восхитился парень.

– Я слышала, как Боб Дилан пел ее вживую. – Сон возвращался к Бетти урывками, как мелькавший на въезде в Род-Айленд океан. – В Ньюпорте. Он выступал с Джоан Баэз.

– Везет же некоторым!

Парень представился Дрю ван Леером и сказал, что едет к друзьям в Нью-Мехико, где они намерены создать группу и, кстати, ищут вокалиста. Он уговаривал Бетти битых пятьсот миль, и в конце концов она сошла с ним в Альбукерке, который показался ей сухим и пустым. Бетти словно попала на Луну.

Дрю жил в Санта-Фе, и пока они поджидали остальных членов группы, Бетти устроилась уборщицей в модную баню в японском стиле, а спала в комнате для гостей в доме родителей Дрю. Две недели спустя, когда ударник так и не появился, две другие уборщицы позвали ее в поход в высокогорную пустыню Таоса. Бетти побросала вещи в рюкзак Джо и поехала отдыхать. Вместо того чтобы вернуться к смене в среду, она осталась в Таосе, разделив комнату с новой знакомой, нанялась посудомойкой и официанткой в столовую, где продавались пупусы и чили релено[21]. Две недели спустя Бетти укатила с группой студентов в Лас-Вегас.

В Лас-Вегасе Бетти выступала в барах с оркестром или пела в парках, собирая выручку в шляпу, а когда жара ей надоела, то подалась с новым знакомым в Портленд, штат Орегон. Она пела, парень играл на скрипке, и они составили программу из песен Питера Сигера, которые исполняли на площади Пайонир-Кортхаус. Бетти убиралась в домах, в гостиницах, подрабатывала официанткой – хваталась за любую низкооплачиваемую и непрестижную работу, которую дадут молодой женщине без высшего образования и постоянного места жительства. Она употребляла кислоту и грибы, курила марихуану и гашиш, разумеется, если чувствовала себя в полной безопасности, в основном в одиночестве, и не принимала столько, чтобы утратить над собой контроль. Деньги она зарабатывала, а иногда (если была совсем на мели или очень зла) воровала. Вокруг нее всегда хватало мужчин – порой грубых, порой беспечных, – которые засыпали после секса, оставив бумажник на прикроватной тумбочке или в кармане брошенных на пол брюк.