х х

Спящая красавица. Смена декораций.

Утро принесло новую тревогу. В спальню Присциллы вбежала взбудораженная Роберта и, не дав проснуться, стала хватать какие-то тряпки и причитать. Вера с трудом разбирала ее возбужденный лепет:

– Скорее вставайте, матушка наказала собираться!

Вера ничего не могла понять.

– Что случилось?

– Ох, уж случилось, так случилось. Прибыл человек, ночью…– глаза у Роберты округлились и даже увеличились в размере.– И этот человек предупредил матушку о том, что о вас, ну вы понимаете о чем я говорю… Стало известно королю…

Возникла пауза.

– И теперь, наверное, вас захотят захватить, чтобы связать руки …

« Сами знаете кому…»– про себя констатировала Вера, вот так очень некстати как всегда.

– Роберта, а где этот человек?

– Наверное, у матушки… Я…

– Я хочу его видеть.

– Не знаю…

Присцилла рывком поднялась и принялась одеваться с неимоверной быстротой, она чувствовала, что все это очень важно. Трудно сказать, кого она ожидала увидеть, но внутри что-то кричало: « Вот оно!» Ей не было страшно. Напротив, она рвалась в бой, какой угодно, но только не сидеть тут сложа руки, хватит. И сказок этих хватит. И вообще…

Что вообще Вера не додумала, потому что в спальню проникла маленькая Карла. Она чмокнула Присциллу в щеку и на ушко осведомилась:

– А я знаю, кто приехал…

– Молодец,– похвалила Вера,– только мне ужасно некогда.

Карла серьезно кивнула светленькой головкой:

– А он старый только…

– Кто? – удивилась Вера.

– Ну, как кто?– твой жених, кто же еще?

Роберта прыснула. Карла недовольно покрутила носом:

– И ничего смешного… Я думала он будет как принц…

Присцилла отсмеялась, и чувствуя как спадает напряжение произнесла наставительно:

– Это не жених, это его друг. Только учти, это важный секрет. Ты умеешь хранить тайны?

Лицо девочки приняло серьезное выражение:

– Конечно. Я никому не скажу об этом. Только Элизе, а то она тоже очень сильно переживает, что жених такой старый…

Вера едва сдержала улыбку и сказала серьезно:

– Хорошо, только Элизе…

… Дальше все было как в тумане. Обеспокоенный взгляд матушки, шепот, шепот. Странный человек в темном. Его негромкий голос. Экономные жесты.

«Здесь оставаться опасно… мой господин приказал мне доставить…»

И еще осталось ощущение непонятной за душу берущей тревоги, ощущение близкой войны, которое не оставляло выбора. Недолгие сборы. Испуганные лица девочек в окне. Суетливое прощание, слезы на глазах Роберты. Экипаж. Что-то сбоку … Ивонна. Молча сует что-то в руку, смотрит печально и укоризненно.

Быстро спрятать.

«Боже! Это же ее подарок!»

Топот копыт и дорога. Долгая и тоскливая дорога к морю.

И кинжал, острый кинжал с серебряной рукоятью, которым оказался последний подарок маленькой гномы…

х х х

Глава XV. В которой юный Марсильяк и его ненавязчивый скромняга Дже изучают латынь, как говорится

Stultus stulta loquitur – тупица тупицу учит.

Ну вот, похоже, мы и отбегались, как говорят древние. Дыхания не хватало, обложили нас знатно, как и положено обкладывать знатных особ. Из последних сил я попытался насмешить Джереми историей про незадачливого охотника на фазанов, ну ту в которой приезжает к одному герцогу некий граф, а тот его напоил, накормил, и предложил поохотиться на фазанов в местном парке. Тот мушкет взял, слуга с ним сопровождающий, все чинно… Пошли. Идут, тут фазан, граф давай целиться, а слуга тут как тут и говорит:

« Ах, простите великодушно, но это Франсуа – любимец нашего хозяина, не могли бы вы выбрать для охоты, кого-нибудь другого?»

« Ладно»,– соглашается гость. Идут дальше.

Тут снова фазан. А слуга опять кричит:

« Ой, не стреляйте! Это Эжени, любимица герцогини!»

Гость послушался. Дальше идут. Опять фазан, граф уже и целиться боится, смотрит на слугу вопросительно. А это еще кто тут у вас? А тот радостный такой, кричит:

« Этого стреляйте! Это Виктор. Его хозяин сам всегда стреляет!» Такая вот забавная чушь, а Дже бедняга нисколько не обрадовался. Наорал на меня, вроде как в доме повешенного о веревке не говорят. Совсем чувство юмора потерял. От страха что-ли? И кстати о повешенных. Бежали мы, бежали и прибежали на странное лесное кладбище.

Виконт мне правда на бегу объяснил, что никакое оно ни странное, а просто наша церковь не позволяет хоронить самоубийц на обычных погостах, и видимо здешние крестьяне ничего умнее не придумали, чем устроить его за пределами поселка. А значит это две вещи, что поселок неподалеку, относительно чего он не уточнил, ну да ладно и то, что река, протекающая рядом с поселком тоже неподалеку. Вот это да стройность мысли, все тут тебе и сразу. Причина, следствие, положительные эмоции, наконец!

Однако много в этих краях самоубийц оказалось. Кто бы мог подумать?

– Такое впечатление, что тут хоронят самоубийц со всей Франции! – Это я уже вслух сказал.

Джереми грозно глянул на меня, но разве меня дворянина этим испугать? Да никогда! Дже сделал задумчивое лицо, по всему было видно, что его одолевают противоречивые мысли. При этом он как-то странно стал поглядывать по сторонам. Еще и бурчать начал, совсем, наверное, плохо ему.

– Ты чего там бурчишь? – спрашиваю.

А он отвечает:

–Апофеозом деградации крестоносцев стал 1525 год, когда магистр Тевтонского Ордена Альбрехт Бранденбургский присвоил земли Ордена и объявил себя герцогом. Ливонский мучился еще 33 года.

Я помимо воли от удивления даже споткнулся.

– Это откуда у вас такие познания, господин?

Дже очнулся, нехорошо засмеялся и ответил противным голосом:

–Это что, я еще и латынь знаю. Ты вот батюшку своего хаешь. А он, между прочим, нам образование дал. Нам, но в основном мне, так как некоторые вместо того, чтобы учить латынь, на занятиях занимались всякими глупостями.

Я удрученно покачал головой:

– Ну-ну, прилежный любитель латыни, скажи, ты хотя бы словечко из того что нам читали помнишь?

– Конечно помню!– вскинулся Дже.

– А ну изобрази.

Виконт прокашлялся и, подражая преподобному Рене, прогнусавил:

– Si Virgilio puer ant tolerabile…

Мне стало весело.

– И дальше?

Джереми долго дулся и пыжился, потом сокрушенно поник головой:

– Но ведь помнил же! Сейчас…Hospitium… Кажется…

Похоже, запал нашего любителя Вергилия иссяк, однако, он не сдавался. Еще через минуту моего уже беззвучного хохота, этот мерзопакостный хвастун изящной словесности произнес:

– Там еще что-то про гидру было…

– Понятно,– я отсмеялся и спросил:

– А про собак там ничего не было? Случайно? Альбрехт, как ты там сказал Бранденбургский?

– Да собаки нас тут в два счета отыщут… – попробовал сменить тему виконт и шмыгнув носом, добавил, – Они нас и так уже