— Как самочувствие? — гаркнул Расул, словно на параде, и разглядывал меня так, будто я ему денег задолжала.

— Спасибо, хреново! Вашими заботами.

— Ну, настоящей заботы ты еще и не видела! — мило улыбнувшись, сострил Никола.

— Не сомневаюсь, — проворчала я. Не люблю я таких глупых намеков... — В этом дворце кормят когда-нибудь.

— Кормят. Только не всех. Которые особенно шустры, те голодные сидят.

— Это на меня намек, что ли? — обиделась я. — Что я такого сделала?

Никола развеселился:

— Если не брать в расчет твой побег, то кто Коника вырубил и яйца отшиб?

— Коника? — Я растерялась и даже руками развела. — Это вранье, никакого коника я не трогала. Да я даже на конюшне не была! И не знала, что тут есть!

— Не была? — Никола аж скорчился от радости. — Что ж ты так?

Я пожала плечами:

— Не довелось.

Расул в это время странно смотрел на меня, вроде и усмехался, но выглядел каким-то то ли измученным, то ли уставшим.

— Ладно, — сжалился надо мной Никола, — принесут тебе пожрать, не беспокойся.

— А мне доктор сказал, что у меня давление высокое, — видя подходящее настроение, запищала я. — Мне на воздух надо, сколько можно меня в четырех стенах держать!

Голос задрожал. Расул дернулся, рот вроде открыл, но ничего не сказал.

— Давление? — передразнил меня Никола. — На воздух? Ладно! В наручниках только. Гуляй хоть до посинения.

— Как это в наручниках? — не поверила я своим ушам. — С ума, что ли, сошел?

Потом язык прикусила, но Никола не отреагировал:

— Больно ты шустрая. Бегать за тобой никому неохота. Так что выбирай, родная!

Он хлопнул меня по коленке и направился к двери:

— Ты идешь?

— Иду, — отозвался Расул и, не оборачиваясь, направился следом.

«Ну-ка, — лихорадочно заворочала я мозгами, — может, сейчас самое время закатить качественную истерику, с выходом, визгом и нервным припадком? По причине полного непонимания своего положения и насильственного удержания? А то, впрямь, дружеские посиделки, да и только! Он сам-то, иезуит волосатый, пробовал в наручниках гулять?»

Но пока я предавалась рассуждениям, мужчины стремительно покинули пределы моей комнаты, громко хлопнув дверью. Не успела, так не успела...

Вскоре я услышала, как открылась дверь, задребезжали стеклянные стаканы, по паркету зашуршали колесики сервировочного столика. Я обрадовалась, в животе давненько шла междоусобная война. «Кирилл!» — решила я и выглянула из ванной. Но, к моему удивлению, это был не Кирилл, а двое молодых мужчин, которых я раньше не видела. «Расул перестраховывается!» — хихикнула я про себя. Знаком мне был лишь сервировочный столик.

— А Кирилл где? — поинтересовалась я, появляясь в комнате.

— Нету его, — ответил один из них. — Вам столик у кровати поставить или на стол накрыть?

— Оставь так! — махнула я рукой и села в кресло.

Брюнет, что был повыше ростом, подкатил столик ко

мне поближе и аккуратно снял крышку с фарфоровой супницы.

— О-о! — простонала я, сунув туда нос.

От одного только запаха я впала в полнейший восторг, предвкушая, что же со мной случится, когда я начну есть. Улыбаясь, я смотрела, как парень ловко наливает суп в тарелку, ненароком подняла глаза чуть выше и оцепенела... Расстегнутая по случаю жары синяя джинсовая рубашка открывала взгляду висящую на толстой золотой цепи миниатюрную иконку Пресвятой Богородицы... Иконка приковала мой взгляд, я никак не могла от нее оторваться. Парень выпрямился, иконка пропала.

— Приятного аппетита, — почти одновременно пожелали оба молодых человека, намереваясь меня покинуть.

— Нет, — глухо выдавила я, — нет... Подождите...

Они послушно остановились и повернулись ко мне.

— На стол... Надо на стол... Накройте на столе! — Я справилась с собой и, посмотрев в глаза парню в джинсовой рубахе, улыбнулась. — Я передумала!

— Пожалуйста! — протянул другой, смуглый и крепкий коротыш, немного удивленно, но безо всяких вопросов взялся за дело. Джинсовый ему помогал, вдвоем они быстро расстелили скатерть и принялись сервировать стол.

Я молчала, мучительно придумывая, о чем завести разговор, чтобы только удержать их в комнате. Вернее, удержать лишь одного, джинсового...

— Ловко у вас выходит! — начала я, голос немного сёл,-но все было вполне терпимо, - Редко встретишь мужчину, который мог бы так здорово справляться с этой задачей.

Ребята глянули на меня и заулыбались. Я, воодушевившись, продолжала в том же духе, и вскоре дело пошло на лад: ребята отзывались, их первоначальная скованность

прошла, улыбки стали шире и смелее. Я подошла к столу, выдвинула стул, но не села, лишь оперлась на спинку рукой.

— Ой, а что это у вас? — Я изобразила большую заинтересованность и кивнула на парня в джинсовке. Вести себя активно и чрезмерно шевелиться я опасалась, боясь привлечь внимание Расула, который, я уверена, нас контролирует. — Какая красота!

— Это вы о чем? — не понял он, удивленно разглядывая свою грудь. — Ах, это!

Тут они с приятелем мельком переглянулись, довольно улыбнувшись друг другу. Внутри у меня все похолодело. Стараясь не выглядеть чересчур напряженной, я ждала, что же он мне ответит.

— Да это так... — растягивая слова, парень тронул иконку рукой, — наследство, одним словом.

— И от кого же вам такая красота досталась? Тонкая работа, сразу видно, дорогая вещь!

— Точно, дорогая. Это платина, а тут золото... Ручная работа. Досталось мне в наследство. — Теперь они уже не просто переглянулись, они посмеялись, с удовольствием рассказывая мне о редкой вещице. — От бабки одной...

— Шустрая такая бабка, ужас! — весело добавил второй, наливая в стакан сок из запотевшего хрустального графина.—Да уж!

А я, улыбаясь им, силилась не грохнуться в обморок, поэтому присела и оперлась о стол. Рассказать об этой иконке я могла бы сама и гораздо лучше нынешнего владельца, потому что знала, когда, кто и где ее изготовил и кто ею владел. Пятнадцать миллиметров на двадцать, на платиновой основе с любовью и мастерством выгравирован золотом лик скорбной Богоматери, на обратной стороне два слова: «Возрадуемся Богородице!» В нижнем правом углу — крошечная петелька, отличительный знак мастера. Этим крошечным символом золотых дел мастер из Клина Илья Прокопьевич отмечал каждую свою работу. И эту маленькую иконку заказала ему я, подарив четыре года назад бабе Глаше в день рождения... Только носила она ее на серой суровой нити...

Меж тем веселые ребята, закончив рассказ, умолкли и смотрели на меня, стоя возле стола и ожидая дальнейших распоряжений.