Если я не могу остаться здесь и подслушать, то и им поговорить не дам.

Кандидатура Маратика как-то сразу отпала, мало ли как он снова попытается мне навредить? У монстра же наоборот, рука ранена, вдруг он меня к целителю отведет для разнообразия? Жаль только, серенькие мой вопрос проигнорировали, слишком заняты были шипением друг на друга. Ладно, попробуем по-другому. Хватать за руку монстра не стала, слова Маратика до сих пор давят на мозг и вызывают желание убиться о стену. Осторожно переступаю через обломки разрубленной двери, на пороге оглядываюсь назад, мужчины все ещё шипят друг на друга. Вот же тихие у них семейные скандалы, на их языке голос не сорвешь, ругаясь матом.

Так, пора делать ноги из этой страны и от сереньких монстров в частности. Думаю, Настасья поддержит моё желание. Ещё раз с опаской оглянулась на кабинет, а затем вспомнила в какой стороне апартаменты монстра и тюрьма, собственно. Дошла до конца коридора на цыпочках и заглянула за угол. Двое стражников стоят в коридоре, мимо них незамеченной не пройдешь. Как-то сомневаюсь, что после всех моих выходок кто-то поверит, что меня отпустили прогуляться в одиночестве по замку. Возможно, есть какой-нибудь другой способ в обход стражи попасть к Настасье. Тихо иду обратно и с опаской прижимаюсь к стенке, заглядывая в кабинет. Чуть не выдала себя свистом, когда увидела, что монстр раненной рукой удерживает Маратика за горло. Ничего себе, разговор, видимо, зашел куда-то не туда. Мне как бы и идти надо, и заместителя чуток жалко, а чуток и не жалко, слишком он тип мутный. Снимаю с ног тапочки и, прицелившись, запускаю одну туфлю прямо в спину главнокомандующего. Как-то я немного переоценила свою меткость, тапочек угодил в гардину немного выше головы Маратика. Монстр повернул голову в мою сторону, и второй тапок прилетел прямо в цель — в его перекошенную от злости рожу. Вот теперь точно пора делать ноги!

Бежать босиком с задранной почти до бедер юбкой оказалось куда удобнее, чем я думала, даже если учитывать, что я не знаю, куда меня несёт. Перед глазами мелькают коридоры, двери, мне же нужна лестница вниз, которую, как оказалось, не так-то просто найти. В ушах бешено бьётся сердце и колет в боку. Небольшая кривая лестница для слуг внезапно обнаружилась за одним из поворотов, в который я с трудом вписалась на полной скорости и едва не убилась потом, пока спускалась по ней. Потому, когда оказалась в толпе слуг и стражи чуть не выдала себя с головой своим заполошным видом, благо они ни на меня, ни на лестницу не смотрели. Взгляды были прикованы к парадному входу и распахнутым дверям. С улицы доносится шум и звуки какого-то странного музыкального инструмента. Держусь ближе к стене, медленно продвигаясь подальше от толпы, но людей слишком много. Женщины шепчутся на ледвижском, на их лицах восторг. Музыка становится громче, явно приближаясь к дворцу, мне же надо пройти через коридор с несколькими стражниками, а дальше до входа в подземелье рукой подать. Да что там такое происходит? Музыка замолкает, и все внезапно падают на колени, и я наконец-то могу увидеть причину переполоха.

«Ангелы», — возникла первая ассоциация от увиденного. Несколько длинноволосых сереньких в долгополых, расшитых золотом нарядах словно плыли по воздуху. В жизни не видела никого красивее, застыла от открывшегося зрелища, забыв про конспирацию. Когда же вспомнила, уже было не до нее. За тремя самыми красивыми мужчинами, что я видела в жизни, шла женщина с длинными рыжими волосами в алом наряде, чем-то похожим на их мужские одежды. Вот ее я узнала сразу.

Какого лешего она ещё жива?! Вот в чём-чём, а в том, что монстр все-таки убил эту рыжую гадину, я была уверена! Да кто она такая, черт бы ее побрал?! На мгновение я поймала ее взгляд, но в тот же миг всю делегацию загородила толпа слуг и стражников. Пригнувшись, повернула в пустой коридор и уже почти добралась до двери в подвал, как меня схватили за руку и затащили в какую-то каморку. В нос ударил затхлый запах, из-за резко наступившей темноты ничего не видно, зато другие чувства обострились.

От него пахнет пловом, оружейной смазкой и кровью. В темноте, если забыть, как он выглядит, то не кажется монстром, скорее обычным мужиком, закрывшем меня с собой в кладовой со швабрами. Беру свои слова обратно, никакой он не обычный мужик! Пытаюсь отодрать его руку со своего рта, который он зажал, то ли желая задушить, то ли заткнуть. Вторая его рука также двусмысленно сжимает моё бедро. Колено упирается в дверь за моей спиной между моими ногами, невольно неприлично задрав мою юбку. В такой ситуации только один повод для радости — никто не видит моего красного лица.

Убираю его руку далеко не сразу, в коридоре слышен шум, но биение собственного сердца куда громче. Понимаю, что он наклонился ко мне раньше, чем хочется себе в этом признаться. Ожидаю, что сразу за поцелуем последует неизбежное наказание: какое-нибудь ужасное видение или ещё что похуже, но спасительной пропасти нет. Просто поцелуй, от которого саднят губы, и подкашиваются ноги. Так, наверное, даже хуже, ненавидеть себя за то, что твоему собственному телу приятно. Я должна сопротивляться, но мои слабые поползновения заставляют его лишь усилить напор. Дверь заскрипела, когда после моей попытки дать ему пощечину, он, поймав моё запястье, забросил мою правую ногу себе на бедро. К горлу подступила паника, а монстр спокойно заставил опустить руку. Наши руки снова сцепились в замок, и боль от пореза почти исчезла. Мне показалось, что при соприкосновении мы уменьшаем боль друг друга. Странная мысль, но учитывая, какой туман в голове, удивительно, что я вообще способна мыслить.

Ещё недавно я не верила, когда девчонки в деревне рассказывали, как теряется рассудок от возбуждения. Любава, приди в себя, ну хоть немножко.

«Нет, нет, нет!» — шепчу ему в губы, пока его рука медленно двигается по внешней стороне моего бедра под платьем. Знаю, что не смогу ее убрать, потому хватаю его за волосы и, что есть силы, дергаю, вместе с этим кусая его губы. То ли несильно прикусила, то ли такие игры ему понравились, но наш поцелуй становится глубже и приобретает вкус крови. Раздвоенный язык хозяйничает в моем рту, а большая рука монстра сжимает мое полупопие, напоминая, кто кому здесь принадлежит.