Как же мне хочется завернуться в свою старую оболочку, в свое привычное человеческое тело, которое я так хорошо знала, пусть даже оно досталось мне из Магонии и в любую минуту могло отказать. Но его больше не существует. Я переродилась, как самая неудачливая в мире птица-феникс.

Я протягиваю руку, чтобы расстегнуть молнию на одном из чехлов. Здесь множество различных оболочек: мужчины, женщины, дети, старики. Дай выхватывает чехол у меня из рук.

– Смотри не упади в оболочку, – предостерегает он. – Дотронешься – и она сразу на тебя наденется.

Висящая в соседнем чехле оболочка открывает глаза и устремляет на нас взгляд.

Я с криком отступаю назад. На нас смотрит темнокожая девушка с косичками. На вид она не старше меня.

Поежившись, Дай перебрасывает парочку-другую чехлов через руку.

– Они пустые. Это просто рефлексы, – говорит он.

А мы, между прочим, забираем себе добычу с поверженного корабля. Не знаю, кем мы были раньше, но теперь мы уж точно стали пиратами.

Оболочка темнокожей девушки продолжает наблюдать за мной, лежа у Дая на руках.

Мы грузим чехлы на «Амину Пеннарум» вместе с провизией и прочей добычей, какую нам только удалось найти.

Мы с Милектом поем тихую песню, чтобы освободить оставшийся парус. Осы спиралью улетают вверх. Светает. Под нами океан, белые гребешки волн и корабль Дыхания, который стремительно несется вниз.

Как мне сказали, он распадется на части. В морях и океанах плавает множество обломков магонских кораблей. Они едва заметны или вовсе скрыты от человеческих глаз.

Думаю, натолкнувшись на следы крушения магонских кораблей, дайверы не заметят в них ничего странного. Они примут их останки за обломки обычных кораблей, которыми и так усыпано все морское дно.

– На этом и покончим, – говорит Заль едва слышно, обращаясь ко мне одной. Помимо гнева в ее голосе звучит что-то еще. – Кару улетел. Что сделано, то сделано. Я прощаю тебя. Если он и правда предал меня, значит, он мне не принадлежит. – Ей тяжело дается этот разговор. – Но больше ты меня не ослушаешься. Договорились? Этот раз был последним.

Из-за скорби мои мысли затуманены, в сознании произошел разлом.

– С ложью тоже покончено, – продолжает Заль. – Ты и я – вместе мы выступим против Маганветара. Заправив мне за ухо прядь волос, она ласково шепчет: – Еще не родился ребенок, который был бы таким желанным, как ты.

Ее признание не вызывает у меня никаких чувств. Внутри я умерла.

– Здесь тебя любят, Аза, – говорит она с улыбкой. – Очень любят.

Любят. Я не могу найти утешения в любви Заль. Но я снова на борту «Амины Пеннарум».

Джейсона убили по приказу Маганветара.

Я выхожу на тропу войны.

На небе еще можно разглядеть звезды, а по правому борту уже занимается рассвет, белый, блеклый. В этих краях солнце встает не из-за гор или горизонта: оно поднимается над бесконечными ледяными просторами. Милект что-то насвистывает у меня в груди, а я все думаю о Джейсоне. Мне придется свыкнуться с мыслью, что я больше никогда не увижу его, никогда не возьму за руку. Вообще-то я давно должна была это уяснить. Его лицо возникает у меня перед глазами: сосредоточенно хмурясь, он смотрит куда-то в сторону. Наверное, обдумывает, как добиться очередной цели. Я знала о нем все – в подробностях, по минутам и секундам. Но так было раньше.

Я думала, это я покинула всех.

Я думала, я уйду первой.

Но теперь…

Я тихо подпеваю Милекту, и у меня над головой образуется небольшой вихрь из белого песка. Сотворенный из влажного воздуха, он кружится и шелестит, а затем падает, как снег.

Внизу, будто яичная скорлупа, светится ледяной покров. Мы уже почти на месте. Почти у цели.

Именно для этого я и появилась на свет. И теперь мне ничего не остается, как исполнить свое предназначение.

Между тем я до сих пор чувствую себя не в своей тарелке. Половина моего сердца живет в облаках, а вторая половина осталась на земле. Я и здесь не такая, как все. Похоже, мне нигде нет места.

В поднебесном мире творится столько ужасных вещей! Реки зеленеют, а потом и вовсе становятся коричневыми; ядовитый дым отравляет шквальных китов; земляне едят, а магонцы умирают от голода.

В то время как простые магонские семьи, какой была семья Дая, голодают, маганветарцы прибирают к рукам то немногое, что нам удается собирать с земных полей, да еще посылают своих наемников к невинным жителям земли.

Тише, Аза, успокойся. Не думай об этом.

Остается только одно: начать с чистого листа. Забыть о старых привычках, изменить все.

Я собираюсь спасти не только собственную жизнь, но и весь магонский народ. И теперь я желаю этого больше чем когда-либо.

За бортом показывается шквальный кит из местного стада. Он провожает меня взглядом, не переставая усердно производить снег. Когда мы проносимся мимо, он догоняет нас и принимается тревожно гудеть и свистеть, предупреждая, чтобы мы не мчались так быстро.

Творец снега! свистит шквальный кит. Родное небо! Пой и уходи, пой и улетай! Беспокоить воды – беспокоить дождь! Корабль стой.

К нему присоединяются другие киты, и вот нас окружило целое стадо – самцы, самки, детеныши – и все они настойчиво поют: корабль стой корабль стой. Все это время они продолжают посыпать снегом находящееся под нами северное море. Своей песней они поднимают вьюгу, но мы не обращаем на них внимания.

Я делаю глубокий вдох, стараясь заглушить боль.

Затем, облокотившись на бортик, я смотрю вниз, на толщу льда. Сейчас все это: и море, и небо – принадлежит мне, дочери капитана. Откуда-то издалека доносится протяжный, жалобный птичий крик.

Мне ничего не стоило бы прямо сейчас расплакаться, но тогда мои чернильно-синие слезы сразу же превратились бы в льдинки.

Мои мысли возвращаются к Кару. Может быть, он нашел приют на каком-нибудь корабле, идущем на юг, а может быть, парит в небе один и поет для себя одного. Он свободен, он улетел, и я завидую ему.

У меня перед лицом возникает завеса из мокрого снега. Сквозь нее я вижу, как в воздухе подпрыгивают серебристые небесные рыбки, разбрасывая повсюду льдинки.

Я прижимаю руку к груди. Мне хочется защитить свое сердце: оно болит.

Члены экипажа рассаживаются в шлюпках, покачивающихся в воздухе примерно на уровне борта корабля, и отчаливают.

Они гребут прямо в туман, а мы плывем сквозь серые облака к самому краю неба, где с наступлением ночи меняет свой цвет луна.

Палуба покрыта льдом. Стоит такой жуткий холод, что у меня зуб на зуб не попадает, но все же я не могу заставить себя спуститься на главную палубу. Рядом со мной, точно задеревеневший, сидит Дай.